Алмазный венец севера

За мельтешащей круговертью ничего не было видно. Зато словно насмешкой над всем этим ледяным безмолвием, на пол-неба развернула цветные полотнища радуга, какой никогда не бывать в иных местах. Дерзкая и бесстыжая, она бесшумно переливалась и колыхалась, словно плод бессоных метаний напрочь спятивших чародеев — и никак не унималась. Сдёрнуть бы её оттуда, швырнуть в лицо.

Да кому?

Одна только мысль, будто в этом царстве ледяных кристаллов, посрамляющих своей правильностью построения величайших геометров, могло быть что-то живое и тёплое, казалась смехотворной. Белизна снегов запросто довела бы до отчаяния любую пряху — такового идеального полотна никогда не добиться даже магическим отбеливателем. Да и зачем… ничто иное не нужно здесь — а эта красота чуждой оказалась бы под жарким солнцем полудня, где буйствует жизнь, изощряясь в красках и трепетных формах.

Небесные радуги кокетливо сложились в узор. Прильнули зачем-то к горизонту — там, куда нет доступа никому. Да так и застыли переливающейся горой. Взвихрились бешеными искрами, застыли совсем. И разом опомнившаяся позёмка вмиг образовала мохнатящуюся восхитительно мягким инеем дорожку.

Туда, в алмазный дворец, куда никому не суждено войти. Куда невозможно даже дойти. Да и незачем, по правде-то говоря…

* * *

Отрывок из разговора неустановленных лиц, зафиксированного лазутчиком Святой Церкви на террасе королевского дворца медников в ночь весеннего равноденствия. Баритон пожилого мужчины, несомненно дворянина, и молодой женский голос с возможным акцентом уроженки восточного побережья.

— В каком он сейчас состоянии?

— Увы, пока без изменений, ваш…

— Без титулов, милочка! Продолжайте же, мы весь внимание.

— Целители уверяют, что телом здоров совершенно. Зато разум бродит неведомыми нам тропами. Да и недоступными тоже, чего уж тут греха таить.

— Мы так поняли, вы применили магическую пиявку?

— Даже две, ваш… простите. Я помню его, когда он появился в известном вам заведении. Молодой, сильный… однако не то главное. Обычно к нам на обучение попадает всякая, извините, шваль.

— Извиняем — что есть, то есть. (смешок)

— Так вот… в отличие от остальных, он не просто крепко стоял на ногах — его уверенность в себе основывалась не на пустом месте. Он ведь мастер — нет, Мастер с большой буквы. Он сила сам по себе.

— Что ж, мы читали отчёт. И что?

— И выучить столь здравомыслящего человека чему-то новому оказывалось совершенно невозможно. Даже вредно — он всё воспринимал бы и преломлял через призму своего опыта и своих умений.

— Кажется, мы начинаем догадываться…

— И единственный способ оказался — выбить почву у него из-под ног. Надломить. Посеять неуверенность, ввергнуть в пучину раздумий. Заставить на время забыть о прошлом и стать никем.

— Помолчите чуть, дайте нам подумать… да, пожалуй, вы правы.

— Уболтать его заняться моим клинком было счастливой находкой. Даже не побоюсь сказать — гениальным озарением. Именно тогда, на холме, он раскрылся, я и навесила на него первую пиявку.

— А, помним, помним — кинжал холодного железа? И что же, помогло?

— Совершенно верно, ваш… да, он даже не заметил и спокойно провёл обряд до конца. Лишь потом я удостоверилась, что такому парню одна пиявка это так, вроде лёгкого насморка.

— Демоны были настоящими? Не просто сильные духи?

— Да, самые настоящие. Древние, могучие — и злые как не знаю кто. Признаться, я струхнула тогда. Хотя и заранее готовилась, копила силу, а за плечами мне оказывали поддержку два самых моих сильных и искусных ученика. Но парень заставил работать призванных из неназываемого — и проделал всё спокойно, будто каждый день только тем и развлекался.

— Быть может, он уже занимался подобным ранее?

— Никак нет, всё проверено — этот опыт был для него первым.

— Любопытно… нет, даже просто невероятно! Но прошу вас, продолжайте.

— К весне он снова упёрся в потолок, поставленный себе самим собою же. И после финального боя в турнире, когда почитавшийся лучшим фехтовальщиком кадет пришпилил нашего парня словно жучка булавкой, я хоть и не без колебаний, но привесила вторую.

— Он проиграл бой?

— Противника его и вовсе сшивали по частям. Даже полковник удивлялся — развалить человека надвое бронзовым мечом, это что-то из ряда вон.

— Совершенно верно, милочка, совершенно верно — уж нам объяснять не надо. В молодости мечом намахались… И что далее?

— Далее… мы с полковником уже начали приходить в недоумение — проснувшийся разум парня требовал всё новых и новых знаний, умений и навыков. И тогда, вспомнив о его главных пристрастиях, из арсеналов Королевской Горки были вызваны два самых лучших, старых мастера. Кузнец и рудознатец — они успели впихнуть в парня всё, что знали сами, и даже кой-чему научились от него взамен.