Оливия будто была создана Всевышним для моего выживания – она способна была расти здесь, на белой больной засушливой почве госпиталя, обходиться без любви, лишь раздавая ее. Для меня, европейца, эти качества казались настоящим чудом. Сколько же лет было этому прекрасному дереву? На вид – не больше двадцати, на мудрость – 2 тысячи лет. Подтверждая свою символическую роль, Оливия являлась для меня магической связью между землей и небом, только благодаря ей я здесь задержался еще. Не только я, все почитали ее, а когда она улыбалась, каждый раненный чувствовал себя победителем Олимпийских игр в Древней Греции, награжденный оливковым венком. Это красивое дерево с движениями словно из серебра олицетворяло мудрость и благородство. Для всех она была символом возрождения.
Когда мы лежали вместе, я не мог натрогаться ее тела, будто пытался подушечками пальцев рассмотреть ее кожу. Оливии это нравилось.
Желание делало ее кожу то черной, то перламутрово-изумрудной, либо взор мой затягивал темно-фиолетовой цвет, часто с влажным оттенком, от нее пахло морем. Она будила во мне то глубокое, дикое и желанное. Желание это было маслянистым, вязким, топким, я увязал и тонул в омуте его объятий. Я собирал оливки нашей любви, то сотрясая ствол ударами своего туловища, то языком, то вручную, и руки мои становились все более послушными. Поцелуи ее были плотными, влажными, то сладкие, то терпкие, полные… всех существующих витаминов и минералов. Губы мясистые, насыщенные, и я не сомневался в том, что полезные. Манго, а не губы. С каждым поцелуем я ощущал, как витамины впитываются в меня, а мясо ее губ продолжало твердить мне: «Все будет хорошо. Вот увидишь».
В палату постучали. От неожиданности Олег мгновенно отпрянул от Оливии и искусственно-деловым тоном поинтересовался, кто там, будто стучали не в больничную палату городского госпиталя, а по меньшей мере, в его персональный министерский кабинет.
– Это я, Погодько, – послышалось из коридора.
– Серега? – А, ну, погодь-ка… э-э, у меня процедура, – попытался неловко скаламбурить Олег. – Он спешно поцеловал Оливию в ее маленькое темное ушко и проводил до двери:
– Заходите, товарищ старший лейтенант! – Олег открыл дверь в палату, впуская Сергея и одновременно прощаясь с медсестрой:
– Большое спасибо, камарада Оливия, все ваши предписания будут выполнены на сто процентов!
Приветливо сверкнув своей фирменной золотой фиксой, Погодько зашел в комнату, любопытно покосившись на медсестру. На Сергее был накинутый на плечи белый халат, он слегка приобнял Олега, боясь потревожить его выздоравливающий организм: