Но вместо этого беседую с ними. Сочувствую. Помогаю. Сдерживаю тошноту при их попытках заигрывать со мной. Нахожу в себе силы шутить, что слишком давно и прочно женат.
Если бы на улицах Уайтчепела не было столько полиции…
Мой друг Абберлин играет против меня, но даже эта игра и наши ежедневные встречи в трактире не приносят мне облегчения. Не выдержав, я рассказал ему про сон. В самых общих чертах. Женщина в белом… алмазы.
– Это она, – Абберлин не выказал удивления. – Мне не следовало просить вас о помощи, Джон.
Я убеждаю, что не чувствую в снах угрозы, что они скорее забавны, поскольку отражают связь разума и души. Разум воспринял рассказ, а душа – вдохнула жизнь в перекроенную историю.
Но Абберлин слишком близок к истине, чтобы поверить. И мне приходится задать другой вопрос:
– Почему алмазы?
– Не уверен, но… почему нет? Алмазные копи – подходящее место для смерти. Да и сами камни… Скольких они убили?
– И тебя пытались?
– Не единожды. Но она пока хранит. Для чего – не знаю. Если бы забрала, мне было бы легче. Иногда я сам подумываю избавиться от ее подарка.
Так Абберлин пусть не прямо, но признался, что привез из Индии не только кошмары.
– Позволишь мне взглянуть? – Отнюдь не жадность породила эту просьбу.
– В другой раз.
Спорить с Абберлином я не стал.
Из таверны я направился не домой, а в кабинет. Поздний визит никого не удивил, ведь мне часто приходилось задерживаться по делам. И заперев дверь, я вытащил из тайника кольца, листы дневника и конверт с письмом. Переписав его начисто, вернее, начерно – человек неграмотный вряд ли был бы настолько аккуратен, – я подождал, пока высохнут чернила.
Шесть пенсов, и мальчишка-бродяга бежит к почте.
Он возвращается с пустыми руками и уверениями, будто письмо получат уже завтра. Я бросаю ему еще монетку, и мальчишка пропадает.
Завтра инспектор Чандлер получит письмо.
А послезавтра я убью шлюху… или двоих. Хорошо бы рыжих найти.
– Сиди смирно! – велела Кэтти. – Тебе надо обрезать волосы.
Ножницы в ее руках выглядят огромными. Они раздвигаются со скрипом и, захватив прядь, смыкаются. Раздается щелчок, и обрезки волос летят на землю.
– Уолтер сказал, что сегодня не придет… и завтра, наверное, тоже не придет. Он мне денег оставил. Два фунта. Это много. Я купила грудинки…
Она рассказывала о грудинке и зелени, которую выбирала придирчиво, а потом долго торговалась, потому что свежего салата не было, а платить за несвежий как за свежий для Кэтти было оскорбительно.