— Ой! — воскликнула вслед за ней Соня. — Я же забыла, Димка! — И мигом шмыгнула в другую комнату.
— Это тебе на память, — и Соня, подала ему единственное, чем дорожила все это время. — Ручку с серебристым пером, которую перед самой войной к школе подарил ей отец. — Это, чтобы ты не забывал про нас и почаще писал письма!
— Спасибо! — сказал растроганный Дима.
— И я хочу тебе что-то подарить на память! — всполошился Виталька. — И взял со стола свою неприкосновенную шкатулку под общее удивленное молчание окружающих.
Он бережно приподнял теперь уже раскодированную крышку и вытащил один из камней.
— На! — гордо произнес Виталька, — и протянул камень Диме. — Только не потеряй!
— Ни за что не потеряю! — пообещал ему Дима, — ни за что!
Через месяц Виталику пришлось попрощаться и с Соней. За ней приехал отец, вернувшийся с фронта, и увез ее. И Виталька одарил ее вторым камнем из своей драгоценной шкатулки.
И вот, спустя полгода, когда к Алевтине Борисовне уже вернулся старший сын, Сеня, за Виталиком тоже приехал какой-то человек.
Он был в шинели, один рукав которой торчал в кармане. — Безрукий, — сразу догадался Виталька, когда увидел его на пороге. И подумал, что это наверняка муж тети Али, которого с нетерпением ждала вся семья.
— Здравствуйте! — сказал незнакомец, обращаясь к Витальке, тете Але и Андрею, сидящим на кухне.
— Здравствуйте, доброжелательно, но "по чужому", ответили ему они.
А к груди Витальки подкатил холодок, ибо после такого приветствия он понял, что мужчина вовсе не муж тети Али, и вообще он никому здесь не знаком, а значит это тот человек, которому писала о нем тетя Аля.
Она нашла его адрес в кармане Виталькиного пальто и сохранила. А после окончания войны послала письмо, думая, что это родственник мальчика.
Мужчина представился.
— Зуев Степан Трофимович, профессор Московского университета.
— Все молча посмотрели на него, то ли от растерянности, то ли от конфуза, услышав значимое слово профессор.
— Профессор математики, — уточнил пришелец, ответно сконфузившись на их молчание.
— Проходите! — опомнилась Алевтина Борисовна. — Проходите в избу!
Мужчина вежливо потоптался сапогами по ветхому коврику, обтирая с них грязь и прошел на кухню.
Виталька смотрел на него во все глаза, и что-то смутное всплывало в его памяти. — Привокзальный шум толпы, и бородач, несущий его на руках. Воспоминания об этом ему навеял голос незнакомца. — Мягкий, и в то же время низкий, претендующий на мужественность.
Мужчина сел на предложенную ему табуретку, и тоже с интересом взглянул на Витальку.
Алевтина Борисовна, тем временем, всплеснув руками, засуетилась. Принялась накрывать на стол.
— Ну, что, Виталий Михайлович? — обратился мужчина к Виталику. — Помнишь меня?
Виталька махнул головой, правда, махнул неуверенно.
— Не совсем, правда? — ответил за него мужчина.
— А Вы кто ему будете? — поинтересовалась входящая на кухню с чугунком картошки, Алевтина Борисовна.
— Я - то? — переспросил мужчина, и увидел, как Виталька буквально пробуравил его глазами.
— Я ему родственник, причем, самый ближайший.
— Дядька что-ль? — уточнила Алевтина Борисовна.
— Ну, да, я его дядя. Мамин брат.
— А свои — то детишки у Вас имеются?
— Нет. Как — то не обзавелся.
— Ничего, теперь-то оно в самый раз. Война кончилась. Теперь можно!
— Да, куда мне теперь? — и мужчина посмотрел на пустующий рукав.
— Ой! — ободрила его Алевтина Борисовна. — Невидаль какая! Главное, чтобы все остальное сохранилось в целости! — и она залилась смехом. — Мужики-то нынче на вес золота пойдут! На одного по десятку баб придется. Выбирай, какую захочешь!
— Мама! — одернул Алевтину Борисовну Андрей.
— А чего тут такого? Я же правду говорю. — И она улыбнулась, любовно потрепав сына по кудрявой голове.
— Виталька, зачерпни воды и слей дяде на руки. — Распорядилась Алевтина Борисовна. — А потом к столу милости просим.
— Пойдемте. — Вежливо сказал Виталька, и, выхватив ковшик из ведра, первым отправился во двор.
— Ой! — воскликнула Алевтина Борисовна, вспомнив, что их гость однорукий. — Может Вам помочь?
— Спасибо! — поблагодарил ее незнакомец. — Я уже приспособился.
Виталька поливал из ковшика на единственную руку "дяди", которую он проворно намыливал маленьким серым обмылком, а тот, тем временем, осторожно выведывал у него о родне.
— Из Ленинграда-то о тебе никто не расспрашивал?
— Нет. — Отвечал Виталька.
— Ну, а ты, ни о ком не вспоминал? Может, тетя у тебя там осталась, или папа, или дедушка с бабушкой?
— Виталик пожимал плечами и виновато посматривал на незнакомца, словно ему было непростительно не помнить своих родственников.
— Ничего, ничего! Мы ведь с тобой мужики? А, Виталий Михайлович?
— Мужики! — уверенно отвечал Виталька.
— Мы наберемся терпения и разыщем всех, кто у тебя остался, правда?
— Правда! — согласно кивал мальчик.
— А покуда поедем в Москву. Меня в университет на работу пригласили, и по этому случаю даже квартиру выделили. Вот так, брат! Мою — то в Ленинграде разбомбили.