Алмазы Цирцеи

– Нет, нет и нет! Больше никого туда не пущу! И зачем только ключ у нее взяла?! Где она сама?!

– Александра срочно уехала во Францию, на аукцион. – Елена, не смущенная отпором, продолжала профессионально улыбаться.

Дежурная улыбка, которую женщина на работе была обязана демонстрировать в любых обстоятельствах, так прочно прилипла к ее лицу, что давалась ей теперь без малейших усилий. Диковинно одетая старуха внимательно рассматривала ее и Михаила, которого все происходящее явно забавляло. Наконец Марья Семеновна заявила:

– Давайте картину, я сама ее наверх отнесу. А в мастерскую больше никого не пущу, ни-ни!

– А разве туда кто-то заходил без Александры? – с сильно бьющимся сердцем спросила женщина.

– Вот-вот, кто-то… – проворчала старуха, ставя в угол ведро и засовывая в него щетку. – Непонятно кто.

– Она просила узнать, не спрашивал ли ее кто-нибудь. – Елена старалась не выдать своего волнения. – К ней должны были зайти. Молодой парень, лет двадцати с небольшим, темные волосы… Такой приветливый, улыбается все время… Он?

– А вы откуда знаете? – По реакции старухи она поняла, что верно описала визитера. Марья Семеновна испугалась. Она заметно вздрогнула, взгляд панически заметался, перебегая с Елены на ее спутника. – Заодно с ним, что ли? Так я милицию вызову.

– Не надо никакой милиции. – Елена сделала шаг вперед, старуха попятилась и уперлась спиной в стену. – Я этого типа не знаю, но мне о нем рассказывали. Да и Александра не знает его. Просто он разузнал ее адрес через третьих лиц, вот почему она думала, что он тут появится.

– Я ничего и слышать о нем не хочу. – Марья Семеновна вытащила из кармана камзола пачку папирос и, ввинтив одну в почерневший от смолы янтарный мундштук, закурила. – К нам тут такая публика не ходит, чтоб вы знали. Да и вы что-то темните – картину принесли на реставрацию… Какой уж она там реставратор? Так, спекулянтка. Возле искусства кормится, а сама ничего еще не создала. Вот и с уголовниками связалась… Странно только, что так поздно.

– А почему вы решили, что парень уголовник? – вкрадчиво спросила Елена, сообразив, что если старуха курит и не порывается убежать, значит, ей все-таки хочется поделиться пережитым.

– На морде написано, – выпустив клуб дыма, ответила та авторитетным тоном. – Явился как путный, тихо-скромно. Я как раз у нее в мансарде прибирала, грязищу вывозила, и тут дверь скрипнула. А я-то не заперлась! Оборачиваюсь – стоит, молоденький, симпатичный, улыбается – все точь-в-точь, как вы сказали! «Можно Сашу?» Я говорю: «Ее нет, подождите!» Сел, ждет, все улыбается, а у меня по спине холодом потянуло. Я на такие вещи чуткая, хуже собаки! Убираюсь дальше, а к нему стараюсь держаться все время лицом, чтобы из виду не упускать. Он поулыбался, огляделся, спрашивает: «А вы кто Саше? Вы не ее мама?» Я ответила, что нет, что я здешняя уборщица, во всех мастерских прибираюсь, кому-то даже еще и позирую.

Марья Семеновна не без гордости повела плечами. Елена воспользовалась паузой, чтобы задать вопрос:

– Когда это было? Когда он приходил?

– Да позавчера, ближе к вечеру.

– В пятницу?

Елена прикусила губу, глядя в сторону, чтобы старуха не заметила страха в ее глазах. «Он явился вечером того же дня, когда убил жену клиента Александры, владельца панно. Наверное, весь день следил за этим домом, надеясь встретить Александру, а вечером решил подняться в мастерскую. Можно было бы сказать, что старуха не понимает, какой опасности избежала… Но она, кажется, что-то понимает!»

– Сашка что-нибудь натворила? – спросила Марья Семеновна, в одну долгую затяжку расправляясь с папиросой. Михаил, стоявший несколькими ступеньками ниже, отворачивался, стараясь не дышать тошнотворно крепким дымом. – Скажите честно!

– Она – ничего, – после небольшой заминки ответила Елена. – А вот этот парень много чего натворил. Если он снова сюда явится, передайте ему, что Александра уехала очень надолго, и главное – старайтесь не оставаться с ним наедине.

– Да больше ни за какие деньги! – Женщина широко перекрестилась, вытряхнула куцый окурок в ведро и тут же ввинтила в мундштук новую папиросу. – Он мне по ночам снится! Вроде ничего страшного в нем не было и вел себя прилично – «здравствуйте», «извините», «до свидания»… Посидел, подождал, ни с чем ушел. Но вот глаза… Глаза его мне не понравились, ох, до чего не понравились!

– В них что-то особенное было? – почти против своей воли спросила Елена. Она не хотела этого знать, но тайна затягивала ее, как омут, над которым так и манило склониться.

– Было, – почему-то шепотом ответила старуха и вдруг прислушалась, склонив голову набок.