Подруга убитой девушки жила в одном из поставленных на ремонт и стихийно занятых домов на улице Ладзаретто. Сара: двадцать три года, короткие волосы, мелированные розовым, одно ухо пронизано целым рядом тоненьких колечек, руки спрятаны в рукава рубашки в огромную клетку, так что едва видны кончики пальцев. Очень нервничает, ходит туда-сюда по квартирке, самой обычной квартирке недорогого доходного дома. Нет, она уже давно не живет с Ритой. Из-за денег: пока она изучала современную литературу, отец слал переводы из Неаполя, потом она оставила курс, и помощь накрылась. Четыре месяца назад: пока, Рита, я нашла место в брошенном доме на улице Прателло, там не надо платить; потом, когда муниципальные власти всех повыгоняли, она вместе с другими перебралась сюда, на улицу Ладзаретто. Но сначала нашла для Риты другую девушку, с которой можно было разделить квартиру.
Свет в апреле быстро меняется, когда солнце садится. Тени под галереями багровеют, ложатся пятнами, пятна эти мечутся по стенам, и если долго смотреть на них, не отрывая взгляда от самых дальних колонн, в глазах замелькают кровавые блестки. Когда солнце скрывается за крышами и свет тускнеет, проходя сквозь фильтр низких лиловых облаков, тени под галереями сначала становятся серыми, с металлическим синеватым отливом, а потом и вовсе синими, с оттенком хромированного железа, почти голубоватым. Площадь Верди тоже меняется быстро, как свет, и в четверть восьмого она уже совсем не та, что в семь.
Грация заметила это, проходя мимо университетской библиотеки. Сторож как раз запирал дверь, со скрипом поворачивая ключ в замочной скважине; он бросил на девушку злобный взгляд, потому что она замедлила шаг и поставила ногу на ступеньку, будто собиралась войти. На самом деле ей нужно было завязать шнурки на ботинках, и когда она подняла голову, то увидела, что под портиками, среди объявлений о концертах, наклеенных на стены одно поверх другого, среди надписей арабской вязью, покрывающих колонны, и рекламных листовок Копировальных центров, разбросанных по мостовой, не осталось ни одного студента, и даже наркоман, просивший милостыню у здания муниципалитета, сунул руки в карманы спортивной куртки и уселся на ступеньках, ведущих к театру.
Этот город, сказал Матера, не похож на другие города. Он не только большой, он еще и сложный. Противоречивый. Если осматривать Болонью вот так, прогуливаясь по улицам, не увидишь ничего, кроме портиков и площадей, но, если поглядеть сверху, с вертолета, город предстанет зеленым, как лес, благодаря внутренним дворикам, скрытым за стенами домов. А если проплыть на лодке, покажется, что город весь омыт водой и прорезан каналами, как Венеция. Полярный холод зимой и тропическая жара летом. Красный муниципалитет и корпорации миллиардеров. Четыре различные мафии, которые, вместо того чтобы стрелять друг в друга, отмывают вырученные за наркотики деньги со всей Италии. Пельмешки-тортеллини и секты сатанистов. Этот город не такой, каким кажется, инспектор; этот город всегда наполовину скрыт.
Новая подружка убитой девушки: Стефания, двадцать пять лет, голубой джемпер и белая блузка с кружевным воротничком; булавка с жемчугом и золотая цепочка, гладкие светлые волосы, факультет экономики и финансов. Нет, видите ли, через пару дней я уже поняла, что ужиться с ней трудно. Она: впадала в истерику всякий раз, как у меня звонил сотовый. Я: ладно уж, Будды так Будды, и New Age целыми днями – мне эта группа тоже нравится, она расслабляет, но весь этот ладан меня доводил до умопомрачения. Она: сидит, как пришитая, у компьютера, ищет родственную душу в Интернете; думаю, она из тех, что кончают жизнь самоубийством, когда проходит комета. Я: через неделю еду в Лондон, на семинар по маркетингу, проект «Эразм». Теперешнюю квартиру нашла по объявлению на стенде, перестроенное общежитие, сдается только под офисы, но кто это проверяет, две комнаты, туалет и кухня, два миллиона восемь в месяц, разделенные на четверых девушек, все из Пезаро, все с экономического. Единственная проблема – не угадаешь, чей сотовый звонит.
Грация присела на каменное основание галереи, между двумя колоннами; улица здесь так круто уходила вниз, что резиновые подошвы ботинок едва касались асфальта. Наклонилась вперед, чтобы опереться о колени, но вспомнила про пистолет и резко выпрямилась, чтобы он не высунулся из-под куртки. Даже обернулась, поглядела на наркомана, который сидел на ступеньках муниципалитета, но тот был так поглощен развязыванием спального мешка, что ничего не заметил.
Дерьмо.