Алое и зеленое

- Барни, ты ничего не знаешь? Ни о каких его... планах?

- Ничего не знаю. Странно, а я сегодня видел Пата у Либерти-Холла. Он как раз туда входил.

- В Либерти-Холл? Но ведь это не его штаб. Его штаб на Доусон-стрит.

- Я знаю. Наверно, они просто готовятся к какому-нибудь совместному параду с ИГА. Мы с ним сейчас в дружбе.

- Да, я это заметила. Так ты правда ничего не знаешь, Барни? Если знаешь, ты лучше скажи.

- Да нет же, Кэтлин, правда не знаю. Мне даже непонятно, из-за чего ты беспокоишься.

- Впрочем, они тебе все равно бы не сказали. - Отойдя от окна, она подсела к неприбранному камину и раздавила туфлей головешку.

Слова ее показались Барни немного обидны. Он встал с негостеприимного стула и тоже подошел к камину.

- Поверь, что, если бы что-то готовилось, я бы об этом знал. У тебя просто воображение разыгралось. Ну почему тебя беспокоит Пат?

- Да не знаю. Ничего определенного нет. Он два дня без всяких объяснений не был на работе, вчера вечером мистер Монаган заходил справиться о нем. Он спросил, не заболел ли Пат, я, конечно, ответила, что нет. Так неудобно. А когда я сказала Пату, что мистер Монаган к нам заходил, он только засмеялся и сказал что-то вроде того, что вообще больше не пойдет в контору. Он точно живет в другом мире.

- По-моему, беспокоиться нечего, - сказал Барни. Что Кэтлин встревожена не из-за него, было большим облегчением. Он пошаркал- ногами, давая понять, что скоро удалится.

- Теперь он когда уходит из дому, то всегда с ружьем. А сегодня опять надел эту их форму. И все время он какой-то неестественный, возбужденный, и Кэтел тоже.

- Кэтел всегда возбужден.

- Он почти не бывает дома. Что он делает целыми днями? А когда ему что-нибудь говоришь, как будто и не слышит, даже не дает себе труда ответить. Барни, ты бы не мог ему что-нибудь сказать?

- О, Господи, что же я могу ему сказать?

- Ну спросить его, не собираются ли они...

Кэтлин осеклась, и Барни вдруг понял, что она близка к истерике. Она не плакала, но ее побелевшее лицо беспомощно дергалось, и она прикрыла рот рукой.

- Ну Кэтлин, ну успокойся, - сказал он, заражаясь ее волнением. - Ты же знаешь, что ничего не случится. В Ирландии никогда ничего не случается.

- Поговори с ним, Барни, пожалуйста.

- Пат со мной не считается.

- Ну хотя бы разузнай. Ох, до чего же это все нехорошо...

- Что именно?

- Эта ненависть, эти ружья...

- Ты не понимаешь, - сказал Барни. - Женщины этого не понимают.

А сам-то он понимает? Просьба Кэтлин польстила ему, но одновременно и напугала. Неужели интуиция не подвела ее и что-то действительно готовится? Быть этого не может.

- Дело в том, что иногда применение оружия оправданно, - начал Барни. В холодной, полутемной комнате слова его прозвучали неуверенно и наивно. Что же это он, только сейчас, заразившись от Кэтлин ее страхом, пытается осознать, чем этот страх мог быть порожден? Ему самому вдруг стало страшно и холодно.

- Я так боюсь за Пата... - Кэтлин уже вернулась к своей личной заботе. Она говорила тихо и жалобно, словно зная, что помощи ждать неоткуда и что она снова одна. Барни заметил, что ее трясет.

- Успокойся, - сказал он громко. - Не в первый раз молодежь волнуется. Поволнуются и перестанут. - Он чувствовал, что нужно скорее уходить. Он повернул к двери. - Газ зажечь? А то очень уж тут мрачно.

- И эта твоя винтовка... - продолжала Кэтлин, опять обращаясь к Барни, так как заметила, что он хочет уйти. - Ни к чему тебе винтовка. Незачем ее держать у себя, нехорошо. Вы, старшие, должны подавать пример. Чего же ждать от молодых? Избавиться тебе надо от этой винтовки. Нельзя жить, проливая кровь. Весь мир помещался на кровопролитии.

- Ну, это-то старье, - сказал Барни.

На самом деле это была новенькая винтовка "Ли-Энфилд", в отличном состоянии.

- Все оружие нужно бросить в море. Это ужасный мир, кругом одна ненависть. Почему ты теперь всегда запираешь свою комнату? Ты сам хуже Пата.

Кэтлин обладала каким-то особым даром, прямо-таки артистическим умением смешивать личное и неличное в лишенное логики, но сильно действующее целое. Вот этим, как часто думал Барни, и объяснялось, почему в разговоре с ней люди чувствуют себя виноватыми. Все свои жалобы она нанизывала на одну нитку и каким-то образом привязывала к собеседнику.

- Да понимаешь... - Барни, который запирал свою комнату потому, что его разросшиеся мемуары уже не лезли ни в какую тряпку, искал, чем бы отговориться.

К счастью, Кэтлин продолжала без паузы:

- И зачем ты носишь дома эту дурацкую шапчонку? Ты в ней похож на еврея.

- Мне нравится быть похожим на еврея.

- Ты у исповеди был? - Нет.

- А следовало бы пойти!

- Может быть.

- Пойдешь?

- Не знаю.

- Скоро Пасха.

- Знаю, что скоро Пасха. Я и сам думаю о Пасхе.

- Ты бы пошел к отцу Райену.

- Отец Райен мне не нравится.

- Исповедь - это не вопрос личных симпатий.

- Знаю.

- Ну пойди к другому священнику. К незнакомому, где-нибудь в городе.

- Может, пойду, а может, не пойду.