Алое и зеленое

- Эндрю, здравствуй. Ты хочешь завербовать меня на переноску рояля?

- Я и забыл о рояле. - Голоса их будили эхо, как в лесу.

- Рабочие вернутся, - сказала Хильда. - Они обещали.

- Вот именно. Но не забудьте, мы находимся в Ирландии. - Кристофер рассмеялся легким, бездумным смехом счастливого человека. - Напрасно Хильда дала им на чай, - обратился он к Эндрю. - Они пошли отсюда прямо в кабак. А Хильда уже успела вообразить, как они отбивают поклоны!

- Мне они показались очень порядочными, - сказала Хильда, ничуть не сердясь, довольная тем, что Кристофер ее поддразнивает.

Эндрю с болью подумал, как его порадовала бы эта маленькая семейная сцена, если бы все было хорошо. Он был бы счастлив увидеть свою мать такой веселой, такой обласканной.

- Не задерживайтесь из-за меня с едой, - сказал Кристофер. - Негоже нечестивым мешать праведникам питаться!

- Эндрю, убери, пожалуйста, со стульев эти ящики. Только осторожно. Вон в том вустерский обеденный сервиз, во всяком случае, я надеюсь, что он там. А в этом должны быть вазы для цветов. Как хочется поскорее принести из сада цветов, тогда сразу почувствуется, что мы дома!

Эндрю переставил ящики, и Хильда села за зеленый ломберный стол, подложив газетные листы под тарелки с холодным языком и салатом.

- Садись, Эндрю. Наш первый завтрак в "Клерсвиле". Правда, хорошо?

Эндрю поскреб ножом и вилкой по тарелке, делая вид, что ест. Ему хотелось плакать. Он так любил свою мать.

Кристофер, напевая и чуть не пританцовывая по комнате, продолжал говорить что придет в голову:

- Вы здесь замостите дорожку. Это недорого. А то трава уж очень сырая. И я бы на вашем месте прорубил просеку сквозь бамбук. Отсюда, наверно, и море было бы видно. О-о...

Эндрю быстро поднял голову. В мутном солнечном свете он увидел, что Кристофер, внезапно застыв, с удивлением и тревогой смотрит на дверь. В эту секунду Эндрю был уверен, что сама Франсис, мрачная, без улыбки, явилась сюда, чтобы открыто обвинить его в предательстве. Но на пороге стояла Кэтлин.

Кэтлин, запахнув свое бесформенное пальто, как плащ-крылатку, смотрела в комнату, на ее изможденном лице были растерянность и страх. Все черты словно опустились книзу в испуганной гримасе, притворявшейся улыбкой.

Хильда подняла на нее свои близорукие глаза, но не заметила ничего неладного. Ей было обидно, что появление Кэтлин нарушило ее беседу с Кристофером.

- Какой приятный сюрприз!

- Что с вами, Кэтлин? - спросил Кристофер.

- Я просто решила зайти, - сказала Кэтлин до странности спокойным голосом, разве что слишком уж монотонным.

- Подсаживайтесь к нам! Только у нас сегодня скромно, холодный завтрак.

- Нет, благодарю.

- Вам, наверно, хочется досмотреть дом и сад? Ведь в тот день, когда вы заходили, шел дождь, ничего не было видно.

- Мы с Кэтлин погуляем, - сказал Кристофер. - Я ей покажу сад, а вы кончайте завтракать. - И он решительно увел Кэтлин в переднюю и дальше, через другую дверь, в сад.

Эндрю подошел к окну. Он смотрел, как Кристофер и Кэтлин медленно идут по узкой, посыпанной гравием дорожке в сторону грота. У тети Кэтлин случилось что-то ужасное, но ему было все равно. Он их всех ненавидел.

* * *

- Что с вами, Кэтлин?

Кристофер пребывал в том состоянии чуткой отзывчивости к чужой беде, которое порождает в нас некоторые виды счастья. Его личный мир был теперь устроен безупречно, и от этого он сам расцвел, до краев наполнился изобилием новых симпатий. Он положительно чувствовал, что стал лучше. Ему страстно хотелось всем помочь и почти казалось, что он, как чудотворец, может сделать это одним своим прикосновением.

Милли он не видел со среды, когда она преобразила весь мир своим "да". В тот день она объявила ему, хотя вовсе не торжественно, что удаляется в пасхальное уединение в Ратблейн и не хочет, чтобы ее там тревожили.

И снова, смеясь, упомянула о "каникулах", необходимых ей до наступления дня, который она, смеясь еще веселее, назвала "роковым". Сейчас у нее в программе молитва, пост и размышления. А потом, духовно обновленная, она вернется к Кристоферу, и они отпразднуют новую эру рекой шампанского.