АЛОЕ и ЗОЛОТОЕ(СИ)

- Ну и что? Они же – волки, их нужно убивать!

- За что?

- За то, что воруют кур, нападают на людей, вот как на меня сейчас. Режут скот.

- Эти волки еще ничего не успели сделать, - возразил Шер, - они были виновны только в том, что были голодны. Что хотели есть. Они никогда не убивают больше того, что могут съесть.  Разве это та вина, за которую стоит убивать?

- Знаешь, Ми, сколько  в твоем замке умирает голодных детей?

- Это их проблемы, Шер, - они могли бы работать и получать за это еду.

- Это были очень маленькие дети, они не могли работать. Они умирали, потому что их матери не могли вовремя окончить работу. Чтобы вовремя их  покормить. Либо от работы у них кончалось молоко, и они не могли вовремя найти кормилиц, приобрести молока, их дети умирали. Я видел не только это. Но сейчас я хочу спросить  тебя об этом. Это кажется тебе справедливым?

- Да, Шер, - это их судьба. Вмешиваться в уготованные богом судьбы несправедливо, вот как я считаю.

- Если бы не было меня, которого бог вообще не придумал для этого мира, ты была бы сто раз съедена дикими животными в лесу или поймана и продана в рабство. Это кажется тебе справедливым?

- Конечно, нет, - улыбнулась Мина – ведь бог прислал тебя для моего спасения,  аж из другой вселенной.

- В твоем мире существуешь только ты Мина? Для других в твоей жизни места нет? Ты никого не впустишь в нее и ни о ком не станешь заботиться. Не пожертвуешь собой ради общего блага, как моя чудесная О-линь, не пожертвуешь собою ради меня? Так вот, Ми, - дружба – это совпадение интересов, бескорыстие, откровенность, готовность пойти на жертву ради друга и совпадение мировоззрений.  Между нами есть что-то вроде дружбы. Но ты продолжаешь использовать меня как диковинное животное оружие, средство передвижения и наши мировоззрения не совпадают. Поэтому я могу расторгнуть сделку прямо сейчас. Но я провожу тебя до большой дороги, по которой ходит и ездит много людей.  Кто-нибудь, обязательно довезет тебя до Кёнигсберга. Но ради твоей личной безопасности никому, СЛЫШИШЬ, никому не говори что ты женщина. Я больше не приду на помощь.

Затем он, все еще оставаясь в волчьей форме, внезапно отрастил крылья и лапы, схватил Кайзера и Мину и отнес их на Кнайхопфский тракт..

Мина всю ночь, до самого утра простояла на тракте, надеясь, что пришелец вернется. Она так привыкла к нему. Она не представляла, что он может вот так взять и бросить ее только за что, что она родилась богатой, а кто-то родился бедным. Это же вовсе не ее вина! Не ее! Это было несправедливо. Утром, по  дороге она доехала до достаточно дорогой гостиницы Кнайхопфа и забыла о Шере. И Эрик фон Анвельт и Альбрехт, герцог Пруссии, были рядом – рукой подать.

Сначала она, естественно, переодевшись в свое лучшее платье, пошла на прием к Анвельтам. Эрик, стоявший под руку с миловидной рыжеволосой девицей, побелел так, что его лицо стало неотличимо от цвета его волос. Потом подвел рыжую к Мине и представил их:

Анна Мария – моя любимая и ненаглядная жена

Мина – моя спасительница и ангел-хранительница

Эрик фон Анвельт был для нее потерян, грустно подумала Мина, гуляя по саду с Анной Марией, которая бесконечно благодарила Мину и ее брата за чудесное спасение ее ненаглядного мужа. От предложенного экипажа Мина не отказалась. Повозка довезла ее до гостиницы и Анвельты с Миной распрощались. Войдя в номер, Мина собралась было броситься на кровать и разрыдаться, когда почувствовала, что к ее лицу приложена какая-то дурманная тряпка, а на ее голову пытаются надеть еще и дурнопахнущий мешок. Она, как могла, пыталась сопротивляться, пока не потеряла сознание.

Как только она разлепила, наконец, глаза, то увидела мерзкую бородавчатую  рожу над своим лицом.

- Раздевайся! – проорал ей в лицо урод с круглыми холодными голубыми глазами, - ненавижу возиться с женскими тряпками! Но, если ты стесняешься, я могу тебе помочь. Однако, когда я закончу, одеться тебе будет уже  не во что.

Оглушенная Мина с трудом понимала слова этого человека.  Ей показалось, что ее уши заполнились воском, и звуки извне проникают в ее слух с опозданием и искаженными. Она силилась понять, что он от нее хочет. Но не могла. Она сцепила пальцы рук друг с другом на груди так крепко, что ногти поранили кожу, и показалась кровь. Она не боялась и не дрожала. Не могла. Ее ужас был сильнее страха и был слишком сильным, чтобы хоть как-то пошевелиться.  И ее мысли были парализованы этим ужасом настолько, что она даже не могла молиться о спасении. Ее время просто остановилось.