Алоха из ада (ЛП)

Я двигаюсь вокруг него, стараясь держаться со слепой стороны и заставить его приблизиться. Магия, которой он швыряется в меня, похожа на него самого. Крупная и мощная, но далеко не быстрая или креативная. Находиться с ним на арене — это как играть в теннис во время метеоритного дождя, но такого, где я могу видеть метеоры за секунду до того, как они ударят. Я продолжаю швырять в него маленькие острые колючки худу. Волны раскалённых добела лезвий по ногам. Заряды арктического холода по глазам и яйцам. Разрушители мышц, заставляющие его трястись и конвульсивно дёргаться, словно эпилептика. Но я не могу вытащить ничего солидного. Я мог бы устроить воздушный взрыв в этом месте и превратить воздух в паяльную лампу, но Человек-Краб слишком близко, а арена слишком маленькая, и сжечь себя вместе с ним не входит в ту маленькую стратегию, что у меня есть.

Человек-Краб продолжает сыпать блокбастерными заклинаниями, извергая огонь и серу. Если он будет продолжать так быстро швыряться по-крупному, всё, что мне нужно cделать, это держаться в сторонке, пока он не выдохнется.

Я бросаю ему в лицо звёздную вспышку. Она начинается как плазменный шар размером с кулак, который взрывается тысячей пылающих осколков шрапнели. Человек-Краб поднимает щит, чтобы блокировать заклинание, и я проскальзываю снизу, вонзая ему в живот наац, готовясь нанести смертельный удар.

Его лицо пожирают огненные шары, но он защищает единственный рабочий глаз и опускает на меня свой щит, словно гильотину. Я вонзаю наац ему в живот на несколько сантиметров, но недостаточно глубоко, чтобы прикончить его. Он целится щитом мне в голову, но я уклоняюсь. Он поднимает его высоко и обрушивает прямо на наац, переламывая тот пополам. Этого не должно было случиться. Когда наац получает подобный удар, он обмякает и прогибается посередине, как резина. Мой же разлетается вдребезги как стекло. Перелом чёткий и ясный, будто кто-то взял ножовку и надрезал его. Я смотрю на Человека-Краба. Наац был подстроен, и он знал это. За ту секунду, что мне требуется, чтобы понять это, он берёт мою левую руку в Верналис и сжимает клешню. Возникает единственный белый приступ боли, когда он сжимает мою руку и отрывает её чуть ниже плеча. Гонка между мной и рукой за то, кто первым ударится о землю. Я побеждаю.

Толпа совершенно слетает с катушек. На секунду безумные крики и топот звучат так, словно я вернулся на настоящую арену. Я расслабляюсь. Мне не хочется крякнуться в парке захолустного Гувервилля[245], но вернувшись на настоящую арену, я могу умереть счастливым.

Человек-Краб раскланивается по всему периметру стадиона. Что же до меня, я просто лежу здесь и истекаю кровью. Со мной кончено, и он это знает. Я хочу прилечь поспать и оставаться в таком состоянии. Ангел в моей голове поднимает крик. Он напоминает мне, что если я отключусь, то умру, как и Элис. Я позволяю своему разуму уплывать прочь, и боль полностью овладевает мной. Агония раздробленных мышц и костей хорошенько раскручивает мои движки. Я рявкаю адское боевое заклинание, чтобы замедлить кровотечение, и затем ещё одно, чтобы всосать кровь в землю, чтобы никто не заметил, что она человеческая.

Человек-Краб впитывает любовь. Ещё несколько поклонов, и он вернётся прикончить меня.

Джон Уэйн не стал бы стрелять человеку в спину, но это моя любимая мишень.

Я являю гладиус и поднимаюсь. Не сказать, чтобы я твёрдо держался на ногах, но я достаточно близко, чтобы это было не важно. Я как можно выше заношу гладиус и отсекаю руку с Верналисом Человека-Краба. Толпа стихает. Человек-Краб пялится на свою культю. Следом я отнимаю ему ногу. Он падает ничком, балансируя на руке и ноге. Он пытается повернуться ко мне лицом, чтобы напасть. Вслепую размахивает щитом в надежде, что я подойду слишком близко, и он сможет сокрушить меня. Я позволяю ему сократить дистанцию, прежде чем забрать и эту руку тоже. Я всё жду, что вооружённые охранники откроют огонь из дробовиков, но они просто наблюдают, такие же остолбеневшие, как пьяницы на трибунах. Я, пошатываясь, направляюсь, чтобы встать перед Человеком-Крабом. Хочу, чтобы он видел это.

У него осталась одна нога, и я отсекаю её по колено. Я хочу, чтобы он смотрел мне в глаза. Я хочу, чтобы толпа впитывала каждую минуту этого. Я убиваю их всех. Каждую толику боли, что я причиняю Человеку-Крабу, я причиняю им всем. Геноцид — это зло, а в данный момент зло хорошо на вкус.

Я разрезаю Человека-Краба справа налево, через всю грудь. Прежде чем он разваливается на части, я делаю гладиусом мах сверху вниз, аккуратно рассекая его от черепа до задницы. Он разваливается на четыре больших прижжённых куска запечённой ветчины.

Это, дамы и господа, то, что мы зовём зрелищностью, с любовью от Сэндмена Слима.