Алоха из ада

— Итак, чем будешь заниматься, пока не закончат твой кинотеатр? — Спрашивает Мунинн. — Подумываешь поработать в качестве сыщика? Похоже, у тебя талант к этому. Больше никто не понял стоявший за восставшими грязный маленький секрет.

— Это было всего один раз. И мне повезло. Если бы нас с Бриджит не укусили, я бы ничего этого не сделал. Я бы взял её и смылся из города.

Бриджит — это подруга из Праги. Обученная охотница на Бродяг с Высоких Равнин, то бишь, зомби. Я мог бы влюбиться в неё, если бы мы встретились в другое время, при других обстоятельствах и на другой планете. Я облажался и позволил Бродячему укусить Бриджит. Она едва не обратилась. Если бы не Видок с его алхимическим худу, этим бы всё и закончилось.

— Это неправда, и ты это знаешь, — говорит Видок. — Может, снова обратишь своё внимание на Мейсона? Если я правильно помню, найти его было главной причиной, почему ты вернулся из ада. Конечно, я понимаю, что тебе приходится отвлекаться на спасение мира и всё такое.

— Я нашёл Мейсона. И накрепко запер в Даунтауне.

— То, чего он всё это время и добивался, — говорит Видок. — Не уверен, что это можно назвать наказанием.

Я гляжу на старика. Мне не нравится, когда мне обратно швыряют мои собственные глупые признания. Конечно, он прав. Мейсон хотел отправиться в ад, и хотел попасть туда живым, как было со мной. И я припёрся к нему, словно захолустный деревенщина с трубкой из кукурузного початка, и отправил его туда. Мало кто знает об этом. Я не смог бы ходить по улицам, если бы люди были в курсе. Я не смог бы смотреть им в глаза, если бы они знали, что я отправил самого опасного в мире человека в худшее место во Вселенной, чтобы он мог собрать армию и перебить их всех. За подобные ошибки убивают. Иногда люди не ждут, пока это сделает кто-нибудь другой. Если это попробует сделать кто-нибудь другой, он может ошибиться и оставить вас в коме, мёртвым лишь наполовину. Это было бы ещё хуже. Кто-нибудь может вам посочувствовать, а это то, чего я не вынес бы.

— У Касабяна всё ещё есть доступ к люциферовой книге, Демоническому Кодексу. Он приглядывает за Даунтауном двадцать четыре на семь. Если Мейсон сделает ход, я об этом узнаю.

— Почему бы просто не отправиться самому?

— Я пробовал несколько раз. Даже менял лицо с помощью чар, но всегда находится парочка адовцев, которые замечают меня, и мне приходится поспешно сматывать удочки. Должен быть какой-то другой способ добраться до него, но я его ещё не нашёл.

Я вру. Я пробовал пару раз и так нервничал, что чары оказались полусырыми. Я думал, что смогу вернуться в Даунтаун, словно Паттон верхом на танке. Но не могу. На меня навалились жар и смрад, и я снова оказываюсь на полу арены, разорванный и истекающий кровью, надеющийся, что мои кишки не выскользнут в грязь. Или я весь покрытый густой кровью адовца исполняю роль наёмного убийцы для другого адовца, который рассказывает мне, что пока я продолжаю убивать для него, Элис будет в безопасности. А потом она оказывается мертва, а я всего лишь убийца. Так что я закрываю дверь в ад и крадусь обратно домой, по дороге надолго задерживаясь в своём любимом баре, чтобы исчез запах, и Касабян не узнал, каким трусом я стал.

Что может быть бесполезнее малодушного киллера?

— Ты найдёшь какой-нибудь способ, — говорит Видок.

Я киваю и допиваю кубок, надевая серьёзное вдумчивое лицо.

— Хотелось бы побыстрее. Так как я не могу играть Ганнибала в Даунтауне, то ангел в моей голове хочет, чтобы я бродил по ночам по улицам, выискивая плохих парней, словно Бэтмен. Однажды ночью я так разозлился, что и в самом деле сделал это. Знаете, что случилось? Ровно ничего. Только безумец ищет, чтобы его ограбили, а плохие парни при виде приближающегося безумия идут другой дорогой. Что мне нужно, так это ангельский валиум[21], чтобы заткнуть этого бойскаута.

Мунинн кивает.

— Мне знакомо, каково это, быть постоянно в контрах с самыми близкими. Со временем вы оказываетесь в точке, когда никто из вас больше не может выносить вида друг друга. У меня так с братьями.

— Братьями? — переспрашивает Видок.

Это интереснее двухголового телёнка, на два голоса распевающего «Бархатное утро». У меня примерно миллион вопросов, но большинство не особо тактичные. Я начинаю с простейшего.

— Они такие же, как ты? Живут в пещерах и знают всё обо всём?

Мунинн качает головой, погружённый в свои мысли. Он разглядывает зелёную бутылку из-под ликёра.

— У меня четверо братьев, и нет, никто из них не живёт в пещерах. Никто из нас ни в малейшей степени не похож на других. Я много лет не видел никого из них. Веков. Иногда я скучаю по ним, но правда заключается в том, что у меня нет никакого реального интереса отследить кого-нибудь из них. Смею полагать, они питают те же чувства по отношению ко мне.