Алпамыш

Вижу я — драконы свой смыкают круг, —

Хвать меня за плечи, хвать — за кисти рук,

Рвут язык мой, сколько причиняя мук!

Тут еще огромный тигр явился вдруг.

Я бежать пустилась, — он за мною — прыг!

И мой тонкий стан обхватывает вмиг.

Ой, какой ужасный подняла я крик!

Девушки, к добру мой растолкуйте сон!..

Чангарак юрты моей продавлен был,

Бархат на юрте весь продырявлен был;

Я, хоть хорошо причесана была,

Увидала вдруг растрепанной себя,

Вся моя постель разбросана была…

Как подумаю, — какой ужасный сон!

Кто бы мне сказал, что означает он?

Не к беде, — к добру да будет разрешен!

Услыхав слова Барчин, девушка Суксур-ай так ее сон растолковала:

— Не напрасно ли огорчена ты сном?

Э, не радость ли твоя таится в нем?

Те драконы — кони; первый конь — Чибар,

Дяди твоего конгратского тулпар;

Тот орел на нем — твой Хакимбек-шункар!

Вот значенье сна, красавица моя!

Он приедет завтра в середине дня.

Не накормит ли зерном его коня,

Сватам отвечать не будет ли Барчин?

Ты во сне видала тигра, говоришь;

Он с тобою начал игры, говоришь.

Если ты бежать пустилась от него,

Должен ли стоять на месте Алпамыш?

Стан твой будет завтра обнимать твой друг!..

Если был в юрте раздавлен верхний круг,

Если ни один не уцелел в нем дук, —

Тоже, джан-Барчин, напрасен твой испуг:

Счету дуков равен счет твоих врагов,

^[17]

—

Значит, гибель ждет батыров-калмык

о

в.

Распустились кудри, — смысл тому таков:

Будет пролита и кровь твоих врагов.

Завтра жди приезда своего тюри!

Не горюй напрасно, веселей смотри, —

Бога ты за этот сон благодари.

А Суксур твою за толкованье сна

Щедрым суюнчи на счастье одари!..

Ей Барчин дает в награду золотой, —

Обернулся счастьем сон, а не бедой:

Завтра он приедет, витязь молодой!

Девушки резвятся вкруг Барчин-аим, —

Если радость ей, то, значит, радость им.

Хоть еще не прибыл Алпамыш-Хаким,

Веселы они как будто вместе с ним.

Все они его высматривать идут,

На дорогу вышли — смотрят, — гостя ждут…

Выехав из пастушьего загона, увидел Алпамыш необыкновенно высокий крутой холм, находившийся во владениях хана Тайчи. Холму этому именование было Мурад-Тюбе. Не каждый, чело-век способен был тропу через Мурад-Тюбе протоптать.

Решил Алпамыш испытать счастье свое такой приметой: «Направлю-ка я коня своего на этот холм. Если он, высоты не испугавшись, поднимется на вершину, значит, тотчас по приезде на место получу я возлюбленную свою. Если же конь мой испугается крутизны холма и заупрямится, значит — не судьба мне получить свою Барчин. Зачем же мне тогда напрасно ехать к ней — в дураках оставаться?»

Направил он коня прямо на холм, — поскакал Байчибар вверх, ни на миг не задумавшись, — топот копыт его заглушил бы топот сорока тысяч коней. Алпамыш так обрадовался, словно бы он уже получил свою возлюбленную. На вершину холма поднявшись, посмотрел он — увидел вдали становище десятитысячеюртного народа конгратского. Коня своего на подножный корм пустив, лег Алпамыш наземь, локтями упершись, лицом — к дому Байсары…

А калмык Караджан, сон недавно видевший, проснулся в час утреннего намаза — и тотчас же стал произносить святую калиму. Девяносто без одного батыров калмыцких, услыхав, что Караджан мусульманскую молитву читает, в ужас пришли — и говорят:

— Э, нож этот кухонный, этот красный перец — Караджан с ума, как видно, сошел! Оставим его, поедем-ка на озеро.

Выехали они на охоту. А Караджан с тринадцатью своими дружинниками тоже на охоту направился в степь. Едет он прямо по направлению к Алпамышу. Чубарый конь Алпамыша, кормившийся на Мурад-Тюбе, посмотрел — увидел: четырнадцать смутных теней приближаются со стороны калмыцкой страны. Как только увидал их Байчибар — трава, которую жевал он, поперек горла стала у него. Вот что в голове его промелькнуло в это мгновение:

«Если приближающиеся кони тулпарами окажутся, а седоки — окажутся врагами, и если Алпамыш, вскочив на меня, скрыться от них захочет, а они нагонят нас — ведь это может кончиться смертью единственного сына несчастного старика Байбури!»

Чубарый конь еще пристальнее стал всматриваться в приближающихся — и увидел, что все четырнадцать едут вразвалку, — копыта коней их в земле увязают. Это увидав, стал Байчибар траву с хрустом уминать, про себя думая: «Если так — значит, погнавшись за ними, я догоню их; значит — спасусь от них, если убегать придется; значит — спасу человека, на мне сидящего, если только сама смерть за горло его не схватит!..»

А Караджан с махрамами своими приблизился уже к самому подножью Мурад-Тюбе. Смотрит он, видит — на вершине холма кто-то облокотившись лежит, как Юсуф — красивый, ^[18]как Рустам — могучий, а около него конь чубарый похаживает, сухой вершинной травой питается. Подумал Караджан: «Человек этот не из наших краев: если бы у нас такие джигиты были, было бы у нас тогда всем царствам царство. Да и не встречался он мне никогда раньше. Не тот ли это самый достойный джигит Алпамыш, из Конграта едущий, которого мне во сне показали его родственники и предки-покровители и с которым они сдружили меня во сне?..»

Подумав это, обращается Караджан к Алпамышу с таким словом:

— Под тобой на сто ладов играет конь.