Альпенгольд

Я смотрела на Сергея Ефграфовича и чувствовала его этим. И ещё чувствовала, что загнала его в угол той просьбой, которую он уже читал в моих глазах. Ведь я-то была ранним, ещё очень солнечным от наивности, утром. Лёгким и беспечным. Ему было сложно, а я хотела этого момента, следуя очень простой своей логике: осознав слишком многое, человек перестаёт радоваться. Источник жизненной силы – не в мысли. Мысль, она потом. Я знаю, почему никогда не закончу жизнь самоубийством и не погрязну надолго в беспросветной тоске.

Есть солнечные лучи, есть удивительные формы цветов и бабочек, есть необыкновенный свет луны и ветер гор, который одновременно пахнет цветами и снегом. Всё это войдёт в меня, уколет. Растормошит, вызовет к жизни. Оно убережёт меня от тоски мысли, убережёт и оградит. Почему и как – мне не объяснить. Это единственное, что действительно свыше, что не требует разъяснений и не раскладывается на составные части.

А Сергей Ефграфович был уставшим. Тяжёлым, угрюмым, как камень над обрывом. Он сказал: «Ты – умница. Тебе ничего и говорить не надо. Во мне нет того, что нужно тебе».

И ещё он сказал: «Если задача не решается, нужно проверить условие… А как его проверить?»

Наверное, Сергей Ефграфович прав. А мне хватит силы, чтобы победить детский эгоизм. Задача была решена. Я закрыла дверь на «палубе» (так назывался его домик). Ночь шумела рекой. Моё меня спасало.

19 июня 1990

…

Ночной ветер тихонько колышет звёзды. Они – точно отражение в воде, до того трепетные и призрачные. А может, это – рой голубых мотыльков, которые запутались в жёлтом свете луны. Звёзды Азии. Что сегодня с небом? Почему оно не даёт мне уснуть?

Шум реки непрестанно сопровождает меня. И кажется, я научилась различать стук камней, влекомых потоком. Горная река – скрученная жгутами вода – бьётся о мост – скрученный жгутом ствол арчи. В ущелье Улитор – голубые ковры незабудок. Никогда не знала, что они так пахнут. А горы, прогретые солнцем, пахнут по-домашнему: коровами, лошадьми и арчой. Азия.

Азия и здесь, в горах. Когда в нашем отделении готовит Гайрат – я будто прикасаюсь к произведению искусства. В гибком, молчаливом Гайрате тихо как-то, особо, живёт непонятная мне Азия. А в нашем инструкторе Шкондине, который тоже считает себя азиатом, прочно обосновалась пошлость. Она сквозит в его панамке-горошек, блестит в золотых зубах, скалится бегемотом, вышитым на заду. И виды, открывающиеся с горных высот, он разбивает вдребезги своей зелёной каской, похохотыванием и планами, как бы «чухнуть» в Канаду. Что ж, он избавит здешнюю синеву и тишину от своей зелёно-ядовитой натуры.

20 июня 1990. Накануне двадцатилетия

Прибой отпустил. Море высохло. Чайки улетели. Есть песок – золотистый, ещё хранящий лоскутки влажности и запах йода. Спокойствие, сошедшее на меня, – глубоко. Если нет Сергея Ефграфовича – его не нарушат ни люди, ни горы. Лицо болит от слишком щедрого солнца, и обожжённая кожа уступает место новой и розовой. Во мне много, слишком много животной, жизненной силы.

21 июня 1990. Мой день рождения

Уже не просто пляж. Уже глубокий вечер. Конец. Самолёты – на старт. Сильные, серебристые взлетают прямо с песка отлива. А меня – нет. Хотя ещё будут солнце и покой, горы и люди, мгновенная, радостная страсть и месяц лета. А финал. Что ж, финал: я уткнусь в полупустое здание, где в запасной вход, открытый после ремонта, вползает жизнь, как сквозняк, перемешанный с жёлтыми листьями и прошлогодними «шпорами»; и мы вползём вслед, под вывеску «Корпус «В». И начнём опять.

А сейчас просто вечер. Просто нет сил. Просто всё кончается, и уезжает Сергей Ефграфович. И нет водки. Единственно жаль, что нет водки.

22 июня 1990. «И понял я в то утро золотое, что счастье человечества – бессмертно»

…

Пришло, пришло странное состояние, лишённое притяжения, логики, земных правил. Лёгким звоном наполнило тело и голову. Превратило всё моё существо в нерв движения, а может быть, полёта. Страстно хотелось одного – дороги.

…

Утро поёт. Такое светлое. И солнце скоро ступит розовым на белую вершину. А вершину-то видно из моего окна. И живу я в одной из рекламных картинок, в днях, которые потом окажутся цветной россыпью под именем «счастье».

…

Где кроются мои яркие краски, которые непрестанно рисуют будущее заманчивым? Откуда не иссякающая музыка, не дающая прорасти тоске? Откуда столько покоя – почти детского и безмятежного?

…

Вся моя философия жизни сейчас – круглое красное яблоко. Здоровое и душистое на изломе. Я не уйду от этого закона. Пока пульсирует во мне нерв травы – я жива.

…