Альпийская баллада

Выпрямившись, он отвернулся от ветра и стал ждать, пока подойдет девушка. Когда та доковыляла до него, Иван бросил: «Постой тут!» – а сам пошел в сторону. Джулия восприняла это молча, почти равнодушно, сразу опустилась на камень и скорчилась от холода. Он же, сдерживая в душе тревогу, отошел еще дальше, всматриваясь под ноги и время от времени ощупывая землю ногами, – тропы не было. Постепенно в воздухе что-то замерцало, он протянул руку и понял: это пошел снег. Мелкая редкая крупа косо неслась из ветреной черной мглы, понемногу собираясь в ямках и щелях. Иван стоял, вглядываясь в темноту, и напряженно думал, что делать дальше. Снег сгустился, внизу постепенно светлело, и вдруг он увидел неподалеку извилину потерянной тропы.

– Эй, Джулия! – тихо позвал он.

Девушка почему-то не откликнулась. Он, продрогнув, с растущей досадой в душе ждал. «Что она там, заснула? Вот еще дал бог попутчицу! По бульварам с такой прогуливаться», – сердился он. А ветер по-прежнему люто бился о скалы, снежная крупа густо сыпала с неба, шуршала по камням; вконец зашлись от холода ноги. Руки он спрятал в рукава; за пазухой жег тело настывший пистолет.

– Эй, Джулия!

Она не ответила, и он, выругавшись про себя, с неохотой, ступая на мокрые холодные камни, пошел туда, где оставил ее.

Джулия сидела на камне, скорчившись в три погибели, прикрыв колени тужуркой. Она не отозвалась, не поднялась при его приближении, и он, предчувствуя недоброе, остановился перед ней.

– Финита, Иван! [Все, Иван! (итал.)] – тихо проговорила она, не поднимая головы.

Он промолчал.

– Как это финита? А ну вставай!

– Нон вставай. Нет вставай.

– Ты что, шутишь?

Молчание.

– А ну поднимайся! Еще немного – и перевал. А вниз ноги сами побегут.

Молчание.

– Ну, ты слышишь?

– Финита. Нон Джулия марш. Нон.

– Понимаешь, нельзя тут оставаться. Закоченеем. Видишь, снег.

Однако слова его на девушку не производили никакого впечатления. Иван видел, что она изнемогла, и начал понимать бесполезность своих доводов. Но как заставить ее идти? Подумав немного, он достал из-за пазухи помятую краюшку хлеба и, отвернувшись от ветра, бережно отломил кусочек мякиша.

– На вот хлеба.

– Хляб?

Джулия встрепенулась, сразу подняла голову. Он сунул ей в руки кусочек, и она быстро съела его.

– Еще хляб!

– Нет, больше не дам.

– Мале, мале хляб. Дай хляб! – как дитя, жалобно попросила она.

– На перевале получишь.

Она сразу замкнулась и съежилась.

– Нон перевал!

– Какой черт «нон»?! – вдруг закричал Иван, стоя напротив. – А ну вставай! Ты что надумала? Замерзнуть? Кому ты этим зло сделаешь? Немцам? Или ты захотела им помочь: в лагерь вернуться? Ага, они там тебя давно ждут! – кричал он, захлебываясь от ветра.

Она, не меняя положения, вскинула голову:

– Нон лагерь!

– Не пойдешь в лагерь? Куда же ты тогда денешься?

Она замолчала и снова поникла, сжалась в маленький живой комочек.

– Замерзнешь же! Чудачка! Загнешься к утру, – смягчившись, сказал он.

Ветер сыпал снежной крупой, крутил вверху и между камнями. Хотя снег, был мелкий, все вокруг постепенно светлело, стала заметна тропа, и проглядывались изломы камней. Без движения, однако, тело быстро остывало и содрогалось от стужи, переносить которую становилось уже невмоготу.

– А ну вставай! – Иван рванул ее за тужурку и по-армейски сурово скомандовал: – Встать!

Джулия, помедлив, поднялась и тихо поплелась за ним, хватаясь за камни, чтобы не упасть. Иван, насупившись, медленно шел к тропе. Он уже начал думать, что все как-нибудь обойдется, что самое худшее в таком состоянии сбиться с ритма, хотя бы присесть, и тогда потребуется значительно больше усилий, чтобы встать. Вдруг уже возле самой тропы сильный порыв ветра стеганул по лицам снежной крупой и так ударил в грудь, что они задохнулись. Джулия упала.

Иван попытался помочь ей подняться, взял девушку за руку, но она не вставала, закашлялась и долго не могла отдышаться. Наконец, сев на камень, тихо, но твердо, как об окончательно решенном, сказала:

– Джулия финита. Аллее! Иван Триесте. Джулия нон Триесте.

– И не подумаю.

Иван отошел в сторону и тоже сел на выступ скалы.

– А еще говорила, что коммунистка, – упрекнул он. – Паникер ты!

– Джулия нон паникор! – загорячилась девушка. – Джулия партыджано.

Иван уловил нотки обиды в ее голосе и ухватился за них. «Может быть, это растревожит ее», – подумал он.

– Трусиха, кто ж ты еще?

– Нон трусиха, нон паникор. Силы мале.