Читаем Альпийская фиалка полностью

Быстро и молча двигаясь, женщина готовила чай. Каждый раз, когда она нагибалась, выпрямлялась или ступала на циновку босыми ногами, на ее руках, как крохотные колокольчики, звенели серебристые пуговицы и тихо шуршало длинное, доходящее до пят платье.

Та женщина тоже носила шуршащие платья, но на ней, кроме того, было серое пальто и черная бархатная шапочка, а в шапочке — булавка с головкой оранжевого цвета.

Та женщина была далеко, далеко. Быть может, река Басут, сливаясь с какой-нибудь другой, достигала моря, на берегу которого он когда-то сидел вместе с нею на песке.

Проводник открыл вторую коробку. Археолог не отрывал глаз от скатерти и медной посуды. Мальчик съел свои грибы и устремил взгляд на блестящую жесть, выжидая, когда приезжие покончат с консервами. Проводник заметил этот взгляд и протянул ему жестянку. Мальчик начал ее трясти. Собака, отдыхавшая перед домом, проглотила кусок мяса и облизнулась. Тогда мальчик побежал показывать другим детям белую жестяную коробку — невиданную диковинку для жителей этих мест.

Женщина сидела у очага, часто подымала крышку чайника и смотрела на закипавшую воду. Она поправляла огонь, пододвигала кизяки ближе друг к другу и, прикладывая руку ко лбу, защищала глаза от дыма, который, подымаясь, как облако, выходил из щелей камышовой стены.

Эта женщина казалась человеку в фетровой шляпе жрицей, гадающей по клубам дыма над треножником.

Та, другая женщина никогда не ходила босиком, никогда не сидела у дымящегося кизяка.

Море колыхалось по утрам, как бронзовая лава, и омывало прибрежные камни.

Там, на морском берегу, сидела женщина в черной бархатной шапочке, чертила кончиком зонтика какие-то знаки на песке и тотчас же стирала их. Сам он держал в руках сухую веточку и ломал ее на мелкие кусочки; когда волны, бросая пену к их ногам, убегали обратно, они уносили с собой эти маленькие щепки.

Там, на морском берегу, женщина дала ему обещание, и мир тогда показался ему необъятным морем, с которым слилось его сердце.

Потом наступили иные дни. Как случайно и как резко разошлись их пути. В памяти остались лишь фиалковые глаза, серое пальто и кончик зонтика, которым она чертила на песке и стирала свои обещания.

Закипел чайник, запрыгала крышка. Женщина достала из корзины блюдца и расставила на скатерти разрисованные стаканы. Когда она нагнулась над скатертью, ее коса перекинулась через плечо. У женщины на морском берегу были короткие, стриженые волосы, белая шея и тонкая кожа, сквозь которую просвечивали голубые вены.

Прибежал мальчик с пустой консервной коробкой в руке.

В дверях стояла группа детей и разглядывала сидящих на циновке гостей. Радости мальчика не было предела, когда он получил и вторую коробку. На этот раз он никуда не убежал* Он уселся на циновке, мать налила ему чаю, а человек в фетровой шляпе положил в его стакан большой кусок сахару. Мальчик с удивлением смотрел на поднимающиеся пузырьки, потом опустил в стакан палец, чтобы отправить сахар в рот. Хотя горячий чай обжег ему кожу, он не издал ни звука, потому что тающий сахар был так вкусен! Археолог улыбнулся, вспомнив, очевидно, какую-то страницу из первобытной эпохи человечества. Женщина, доливая чайник, радостно улыбнулась шалости сына.

От человека в фетровой шляпе не укрылась эта улыбка, — она была ему так знакома… По-видимому, когда люди похожи друг на друга, то и улыбаются они одинаково. Верхняя губа женщины слегка задрожала, губы ее покраснели, как кровавые лепестки гвоздики, улыбка осветила ее глаза.

Художник быстро достал из кармана тетрадь, торопливо перелистал страницы с изображениями камней и барельефов, перевернул и страничку с гнездом орла и легкими движениями карандаша нарисовал женщину, сидевшую у огня, со взглядом, устремленным на камень очага.

Контуры ее фигуры были ему хорошо знакомы: его мысль часто обращалась к ним уже много лет подряд.

Только мальчик увидел рисунок на белом листе. Ему показалось, что белые листы человека в фетровой шляпе отражают все предметы, точно прозрачная вода родника.

Немного погодя лошади остановились перед шатром. Проводник надевал на них поводья, стягивал подпруги. Привязав сумку к седлу, он подошел к очагу проститься с женщиной. Она поднялась, быстрым движением опустила на лоб платок и кончиками пальцев дотронулась до его протянутой руки. Остальные последовали его примеру. Но с ними женщина простилась иначе: она прижала к своей груди руку и наклонила голову.

Человек в фетровой шляпе подарил мальчику серебряные монеты и погладил его по голове.

Лошади шли по скалистому обрыву Кагаваберда к Басутскому ущелью. Три человека спускались по обрыву, держась за поводья, и каждый думал о своем.

По обеим сторонам дороги цвели альпийские фиалки. Человек в фетровой шляпе нагнулся, сорвал цветок и заложил его между теми страницами тетради, где были нарисованы треножник и та стройная женщина.

Из-под лошадиных копыт вылетали камни и с шумом катились в ущелье.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги