Альпинист. Книга 1

Но в глубине души я понимал, что это никакая не случайность. И белый листок, свернутый в несколько раз и лежащий на полу, около щели в двери, красноречиво об этом говорил.

Я поднялся его, прочитал.

Андрей, извини, но мы должны предпринять необходимые действия, чтобы ты не наломал дров. Так будет правильно. Возможно, сейчас ты будешь зол, но потом поймешь нас. Мы все делаем для того, чтобы ты был в безопасности. И заперли мы тебя не из-за того, что злимся на тебя, а только лишь, чтобы уберечь тебя от неприятностей. Дверь открыть не пытайся, отец подпер ее табуреткой. В обед приду, открою. Сейчас поспи.

Твои папа и мама.

Ошарашенный, я глянул на часы. Они показывали без четверти восемь.

«Автобус никого ждать не будет, опоздавшие уходят обратно домой», — вспомнил я слова Кайрата Айдыновича. До окончания моей судьбы оставалось ровно пятнадцать минут. И одна дубовая запертая дверь.

Глава 20 Лагерь

Есть такая бородатая шутка, про то, что только у нас заборы делают из досок, а мебель и двери из опилок. Так вот, в Советском союзе все делают из досок. Из хороших таких досок сороковок. Которые просто так плечом не выломаешь. И табуретки, которыми эти самые двери подпирают, тоже из досок делают. И если тебя закрыли в комнате, где стоит эта самая пресловутая советская дверь, да еще табуреткой поджали, то шансов у тебя выйти ноль.

Я некоторое время пытался высвободиться плечом, но только отбил его. Бесполезно. К тому же есть большая вероятность, что входная дверь тоже закрыта, а мой ключ заботливая мать забрала с собой. Все ради того, чтобы ее любимый сыночек никуда не шмыгнул.

Мне раздиралось от злости. Как так можно?! Просто взять и закрыть взрослого человека в комнате?! И не было мне так больно — в жизни всякое бывало, и запирали меня случайно, — если бы не одно обстоятельство. Сейчас возле секции «Снежный барс» меня ждет автобус. Ровно до восьми часов. А потом уезжает, причем навсегда из моей жизни. И прощай мечта покорить Пик Победы.

Я выругался. Досада и бессилие душили. Я ничего не мог поделать и лишь бился кулаком в неприступную дверь.

Потом, немного успокоившись, присел на кровать. Взгляд мой упал на рюкзак. Что-то зашевелилось в голове, опасное, дерзкое, коварное. Я перевел взгляд на окно.

Седьмой этаж. Около двадцати метров от земли. Не так уж и много.

Я вновь глянул на рюкзак. Вчера собирал я его тщательно, ничего не забыл. И даже веревку взял, которая лежала под кроватью в качестве запасной. Так, на всякий случай. А еще карабин имелся. Тот самый, который мне Петрович подарил. Самодельный. Улучшенной модели, если верить старику.

Двадцать один метр. Веревки должно хватить. У меня не «сороковка» конечно, но тоже сгодиться.

Закрепить в верхней точке, карабин вщелкнуть в страховочную беседку, заправить в него верёвку специальным узлом, чтобы обеспечивал трение при спуске.

Безумие! Безумие! — мигали красным все эмоции. Но я живо спрятал их в самый дальний участок, не давая возобладать над собой. Только холодный разум. И он говорил мне — это вполне возможно. Если справиться с самим собой.

Вот так испытание.

Я подошел к рюкзаку, развязал его. Ледяными пальцами достал веревку. Огляделся.

Батарея. Чугунная, крепкая. К такой крепить в самый раз будет.

Времени оставалось совсем мало, и потому я принялся действовать решительно, не смея даже на мгновение усомниться в том, что делаю.

Первым делом я выкинул рюкзак с вещами в окно. Это был больше психологический шаг — показать самому себе, что мосты все сожжены и назад дороги нет. Действовать. Только действовать.

Рюкзак плюхнулся в траву. На мгновение подумалось, что звук падения моего тела будет точно такой же, как у этого рюкзака — глухой, суховатый. Я тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.

— А кто сказал, что будет легко? — вслух произнес я, делая обвязку.

Потом, немного подумав, взял записку, оставленную матерью, и написал огрызком карандаша:

Не переживай и не теряй — уехал на сборы. Все будет в порядке. Люблю тебя.

Твой сын

И вновь засунул бумажку в щель под дверь, теперь уже с обратной стороны.

Двинул к окну.

Настало время в полевых условиях показать, чему я выучился на тренировках. Руки предательски потрясывались. Я пытался успокоиться, но один только вид на окно заставлял мою спину покрыться потом. Сигать с седьмого этажа — пусть и с верёвкой, — мне еще никогда не приходилось.