Алракцитовое сердце (СИ)

"Невиданное дело". - Деян ткнул ружейным стволом топорщащийся перьями бугорок на ветке: мертвая серая птица упала в снег. После недолгих колебаний Деян отряхнул окоченевшую тушку и сунул в мешок: таких птиц он не знал, но и о ядовитых птицах ничего не слышал.

"Будет мясо горчить - так и ладно, не до жиру. Голем - этот, пожалуй, и вовсе разницы не заметит. Ха! Кому рассказать - не поверят: древний колдун лишний час один просидеть боится, как малый ребенок. И почему так? Да кто ж его поймет".

 Мысли его ненадолго вернулись в тесноту хижины - и оттуда оборотились вновь к далекой, оставшейся за много верст к югу Орыжи. Лег ли снег и там? 

"Не приведи Господь... Но заметет ведь, нутром чую".

Деян с горечью представил, сколько бед наделает эта ранняя колдовская зима. Даже короткие заморозки порой оканчивались худо, а уж такое - да еще когда не хватает хороших работников...

"Забудь! Забудь. - Деян тряхнул головой. - Сейчас это не твоя забота. А что - твоя? Чародей чокнутый? Да уж, важное, нужное дело ты себе сыскал! Ничего не скажешь".

Он остановился, огляделся. Несмотря ни на что, в лесу было хорошо. Ушел он еще совсем недалеко - но хижину надежно скрыл лес, и невозможно уже было предположить, что где-то здесь поблизости прежде жили люди. 

"А ведь не век назад сгинули - всего-то год-другой. Репа на грядках растет, а людей нет. Одна репа осталась".

Словно возражая его мыслям, откуда-то из-за деревьев ветер донес голоса.

 Деян замер, изо всех сил напрягая слух. Слов разобрать было нельзя, но где-то рядом определенно звучала речь, многоголосая людская речь. Разговор прервался на миг визгливым женским криком, но продолжился вновь; Деяну показалось, он даже слышал звук удара. 

"На иноземном тараторят, бесы?" - Деян снял с плеча ружье и зарядил; взвел курок. Голоса не приближались. Кто-то засмеялся, загоготал за стеной заснеженных деревьев; снова вскрикнула женщина: "...омо...ите..." - смутно угадывалось. - "Помоги!"

Деян прицелился в чащу и крадучись пошел на звук.

"Бесполезно! Ты не умеешь! - заходилось паническим криком что-то внутри. - Нельзя! Возвращайся, скажи Голему..."

"Они не знают, чего я умею, а чего нет. Припугну - им хватит. Некогда туда-сюда ходить... Я должен, - разом обрубил неприятные мысли Деян. - Должен!"

В голосах и вскриках ему слышались звуки последней кровавой орыжской ночи - и не лес уже высился вокруг, а темные, замершие в испуге дома. Злость и боязнь опоздать, упустить возможность отмщения вытеснили всякий другой страх: Деян шел все быстрее и быстрее, не думая уже об осторожности. 

- IV -

Мешок с мертвой птицей цеплялся за ветки, и Деян отбросил его прочь. Голоса то становились ближе, то отдалялись. Он шел и шел, не разбирая дороги, и лишь когда призыв о помощи, только что звучавший, казалось, из-за ближайшего дерева раздался совсем с другой стороны, заподозрил неладное. 

"Что за ерунда?" - Деян попытался остановиться - и не смог: ноги, словно чужие, продолжали нести его вперед. 

 Место выглядело знакомо: хижина по прежнему находилась где-то недалеко.

- Эй! Голем, заканчивай эти шутки! - выкрикнул он - Колдун бессовестный! Ты слышишь, прекрати, мрак бы тебя!.. 

Слова застряли в горле: глупо - и оттого вдвойне жутко звучал обращенный к безлюдному лесу упрек. Отчаянно хотелось, чтобы виной всему была лишь шутка чародея; хотелось, но не верилось. Происходило что-то страшное, что-то непоправимое. 

"Господи! Да что ж это такое?!" - Деян зацепился снегоступом за поваленный ствол и упал в снег, лишь в последнее мгновение сумел подставить руки. Та же сила, что влекла вперед, не дала теперь встать и поднять оброненное ружье. Он, сопротивляясь чужой воле изо всех сил, на четвереньках пополз дальше. Снег жег ладони; от поваленных друг на друга деревьев впереди невозможно было оторвать взгляда. Там, в самой глубине бурелома шевелилось что-то; его неудержимо влекло туда, вглубь, в темную, оскаленную сучьями-зубьями древесную пасть. Туда велел идти голос, обещавший теперь тепло и покой.

И все же он, едва помня уже - почему, продолжал сопротивляться и полз медленно, достаточно медленно для того, чтобы то, что ожидало в буреломе, потеряло терпение. Ветки зашевелились; показалась массивная голова и покрытое свалявшейся бурой шерстью уродливое, скособоченное туловище. 

В твари едва возможно было узнать медведя. Зверь был огромен; почти как тот, которого Деян навсегда запомнил бредущим по Орыжской улице, - но стар или болен. Медведь двигался неуклюже, с боязливой осторожностью: он был слеп - глаза залепил гной. 

"Вот как, значит... Привели на корм!" - Деян рванулся, пробуя высвободится, попытался хотя бы прикрикнуть на зверя - но чужая воля надежно сковала все члены; жалкий хрип, вырвавшийся из пересохшего горла, не напугал бы даже мышь.

Медведь понюхал воздух и коротко рыкнул, чуть привстав на задние лапы, обнажив на миг розово-серое облезшее брюхо; из приоткрытой пасти потянулась вниз нитка желтоватой слюны. 

"Дрянь какая, Господи... Какая мерзость".