- Мастер, попроси их. Мастер...
- Тебе надо - ты сам и проси! - грубо оборвал его Голем. - Я здесь причем?
- Но, мастер!
Голем сделал вид, что не слышит его, но Джибанд так и продолжал окликать и теребить чародея за рукав.
- Пожалуйста, мастер...
"Да мерзавец он записной, твой мастер!"
Деяну вдруг стало бесконечно жаль великана - противоестественное, странное создание, ни бельмеса не понимающее, но сознающее себя чем-то "неправильным" и оставленное вдруг без поддержки тем, кому он доверял безгранично и слепо.
Еще накануне Джибанд вовсе не замечал дурного отношения к себе - а теперь не решался заговорить первым, чувствовал. Выучился у своего распрекрасного мастера и "правильных" людей, и чему - страху, подозрительности, озлобленности? Больше и нечему было учиться в минувший кошмарный день: будто одно это и было всей их жизнью, всем, чем была жизнь...
- Ничего плохого не случится, Эльма, - удивляясь самому себе, сказал Деян. - Разрешите ему - и мы, наконец, уйдем.
Эльма, кивнув, прошептала несколько слов Илле, и та вышла на крыльцо. Джибанд порывисто поднялся ей навстречу, шагнул к крыльцу, но тотчас снова сник, замялся:
- Правда? Можно?
- Правда. Можешь посмотреть, - подтвердил Деян, не дождавшись никакой реакции от Голема или Иллы. - Даже потрогать, наверное, можешь... если осторожно. Обещаешь осторожно?
- Обещаю! - Великан просиял.
Илла с видимой неохотой откинула край одеяла. Младенец от холодного воздуха пискливо захныкал. Его сморщенное личико было в точности таким же, какое было когда-то у дочерей Петера Догжона, у всех прежде виденных Деяном новорожденных: комок розовой плоти, в котором едва угадывались будущие черты. И все же Деян подошел, чтобы разглядеть получше.
- Парень или девчонка?
- Парень, - шепотом ответила Эльма.
Джибанд просунул огромную ручищу через перила и коснулся пальцами сморщенной щеки. Младенец перестал хныкать и, распахнув круглые глаза, уставился на великана удивительно разумным, по-стариковски мудрым взглядом. Затем моргнул - и зашелся истошным криком.
Джибанд отскочил назад на добрых пять шагов, налетел на горку наломанного им же камня, потерял равновесие и плюхнулся на землю.
Младенец орал.
- Я не хотел...
На грубом лице Джибанда проступил такой ужас и смущение, что хоть смейся, хоть плачь.
- Руки у вас холодные, господин, вот он и раскричался, - сжалившись над ним, объяснила Илла, укутывая младенца.
- Детям большого повода не надо, чтоб глотку рвать, - сказал Деян. - Ты ничего дурного не сделал.
- Правда, ничего? - с надеждой переспросил великан.
- Ничего, ничего, - подтвердил Деян с улыбкой. Было что-то невероятное и торжественное, что-то удивительное в случившемся, в этом прикосновении рукотворной жизни к настоящей.
Младенец был в точности таким, как все младенцы, самым что ни на есть обыкновенным. Однако Джибанд, таращивший неживые глаза так, что позабыл дышать, видел в нем чудо - или, может быть, один только Джибанд и видел то чудо, какое являла собой новая, только-только явившаяся на свет жизнь? Это чувство будто разливалось в воздухе, заражая собой всех и вся. Даже чародей, делавший вид, что для него нет ничего интереснее, чем очередной выковырянный из земли камень, искоса поглядывал на крыльцо и на своего, как он его называл, "товарища".
- Ладно, посмотрели - и будет. Малому к мамке на грудь и спать надо. Доброго пути, Деян, и вам, господа...
Илла отвесила неуклюжий поклон и поспешно скрылась с младенцем в доме. Эльма осталась стоять на крыльце.
- Ну, ты доволен, Джибанд? - спросил Деян, не решаясь встретиться с ней взглядом. - Теперь мы можем идти?
Великан согласно закивал, все еще сидя на земле и зачарованно глядя на закрывшуюся за Иллой дверь.
- Все равно вещи у нас. Я вас провожу.
Эльма, опираясь на перила, спустилась во двор. Деян подал ей руку. Она, замешкавшись, все же приняла помощь.
Великан встал, отряхнулся и потопал к калитке, беспрестанно оглядываясь на них и на чародея: тот не спешил. Махнул великану рукой - ступай, мол, дорогу знаешь, - а сам остановился, поджидая Эльму с Деяном.
- Спасибо, - тихо сказал он, когда они поравнялись.
""Спасибо"? Да неужели!"
Деян промолчал. После всего злость на чародея не исчезла, но как-то выцвела, сгладилась. Разговаривать с ним, хоть о чем, не было охоты - но не было охоты и грубить. Голем, тяжело ступая, то чуть отставал, то чуть обгонял их - никак не мог приноровиться к шагу. Лицо его сохраняло отрешенное выражение, однако сейчас в этой отрешенности еще явственнее, чем прежде, проступало что-то нездоровое.
- Девушка. Как там роженица, в порядке? - все так же тихо, чтобы не мог слышать Джибанд, спросил чародей, мельком взглянув на Эльму.
- Кровотечения сильного нет.
- Что ж. Не ровный счет, но не худший: на троих умерших - один рожденный, - со слабой усмешкой сказал чародей. - Ты ведь умеешь считать до трех?
- Издеваетесь, господин Ригич?
- Шучу.
- Плохо шутите. Считаете тоже плохо, - добавила она чуть погодя.
Деян предостерегающе сжал ее руку, но Эльма не удостоила его вниманием.