– Отчего же не может? Разве вам, колдунам, запрещено жениться? – Не решаясь снова приблизиться, она устроилась на краешке стола.
«Отчего?» – Деян вдруг растерялся. Отвечать было нечего: сказать, что он – хворый калека из захолустья, где и так мужчин больше, чем женщин, значило сказать чистую правду. В которую никто в здравом уме бы не поверил: какой из него сейчас «хворый калека»?
И ради чего тогда он стремится домой, если там он лишний?
Зачем сопротивляется соблазнам?
В правде не сходились концы с концами, как ее не поверни.
– Никакой я не колдун, – буркнул Деян. – Отчего бы тебе просто не уйти?
– Если я так быстро уйду, Лэш посчитает, что я была недостаточно настойчива. И отправит назад к тебе. – Девица белозубо улыбнулась. – А ты снова меня прогонишь, и так и буду я ходить туда-сюда, пока туфли не стопчу.
– Что еще за Лэш?
– Господин Лэшворт, хозяин и дядька мой. – Улыбка ее чуть померкла. – Мне лучше бы его не сердить. Но и тебя сердить нельзя. Вот я влипла, да?
– Н-да. Задачка! – Деян отхлебнул пива. Злость схлынула, а с ней и мистическое наваждение, не дававшее спокойно вздохнуть, и страх выставить себя дураком или наделать глупостей. Теперь он наконец-то хорошенько рассмотрел девушку, ее лицо с пухлыми щеками и слишком крупным ртом, и понял, что она ненамного старше его самого, если вообще старше. За болтовней и шуточками скрывалась опаска и растерянность не намного меньшая, чем у него.
– Как хоть тебя звать? – спросил он, продолжая с любопытством ее разглядывать и замечая все новые детали. Ее пальцы были почти так же грубы от работы, как у орыжских женщин, а румяна на скуле скрывали подживший синяк; хоть она и была совсем еще молода, в густой ржи ее волос встречались уже белые нити.
– Я – Цвета, – ответила она с заминкой.
– Зачем врешь?
– Нам не положено называть постояльцем настоящих имен. – Она настороженно уставилась на него, словно пытаясь угадать, что от него ожидать.
С другой половины комнаты донесся звон и следом пьяный женский смех.
– Ну, ладно. Не положено – так не положено. Цвета так Цвета. Можешь не беспокоиться, Цвета, – Деян изобразил на лице улыбку, как он надеялся, достаточно приветливую. – Поговорим, посидишь здесь столько, сколько захочешь, а потом скажешь своему Лэшу, что все хорошо. Годится?
Она неуверенно кивнула.
– Угощайся, если хочешь. – Деян придвинул ей одну из двух кружек, которые она же и принесла. В Спокоище все знали друг друга с малых лет, так что как следует правильно вести себя с незнакомыми женщинами, он не имел ни малейшего понятия: оставалось руководствоваться здравым смыслом и примером Голема. – Ешь, если голодна, не стесняйся… То, что ты предлагаешь, мне ни к чему. Но не бойся, никто здесь не обидит тебя.
Цвета еще раз кивнула и пригубила пену – скорее из вежливости, чем потому, что действительно хотела пить.
– Спасибо. – Она внимательно посмотрела на него поверх кружки; вся наигранная веселость ушла из ее взгляда, простодушное лицо приобрело выражение серьезное и даже грустное. – Ты чудак. Как к тебе правильно следует обращаться, господин неколдун?
– Раз я твоего имени не знаю, то и своего не скажу. Пусть будет… – Деян на миг задумался. – Пусть будет «Хемриз».
Позже, на следующий день, он никак не мог вспомнить, отчего из всех имен выбрал имя убийцы и негодяя, худшего из всех, кого он знал; но тогда оно оказалось первым, какое пришло на ум.
Образ беловолосого дезертира, чье мертвое тело – пусть лишь малой частью – теперь служило ему, нередко вторгался в его мысли. «Человек суть не тело, а душа», – учили книги и Терош Хадем, но поучение это не находило в жизни подтверждения: душа оставалась чем-то неуловимым и неопределимым, а тело было реально, нуждалось в воде и пище, страдало от хворей и ран или наслаждалось едой, отдыхом, теплом и солнечным светом. Весь обыденный опыт говорил, что человек и есть тело, и Деян против воли ощущал с мертвым дезертиром какую-то мистическую связь. Ее, может, и не существовало на самом деле, но в его чувствах она была реальна, и оттого воспользоваться именем мертвеца вдруг показалось так же естественно, как по утрам напяливать на его мертвую ногу сапог.
– «Хемриз»? – Цвета нахмурилась. – Скверное имечко: тебе не идет.
– Почему? Разве это что-то смешное? – с подозрением спросил Деян. – Или неприличное?
Он смутно помнил, что Голем упоминал, будто это значит «резчик» или что-то подобное на одном из иноземных языков – но и только.
– Да не то чтоб… Ладно. – Цвета встряхнула головой. – Ладно, Хемриз, продолжим разговор: если ты не колдун, то кто?
– Ну, скажем так…. Проводник колдуна. – Деян кивнул на другой край стола, где Голем как раз показывал девицам какой-то колдовской фокус. – Вот он – колдун. А я сопровождаю его.
– Зачем?
«Хороший вопрос! Этого я тоже толком не знаю…» – Деян допил кружку и взял новую. Или он притерпелся, или трактирщик вскрыл новый бочонок, где пиво лучше забродило, но эта кружка определенно нравилась ему больше трех предыдущих.
– Да ни за чем. Просто так получилось, – сказал он вслух.