Алракцитовое сердце. Том II (СИ)

Начало пути прошли спокойно, однако на рассвете следующего дня с дальнего берега ударили пушки – всего единожды, но как будто все разом: грохот стоял такой, будто содрогнулась сама земля. А вечером второго дня малый конный дозор из трех всадников – одного офицера и двоих солдат – окружил телегу. Петер отдал офицеру выданный Марагаром документ с двумя печатями; тот прочитал, поморщился – и порвал бумагу на клочки.

– Лопата есть? – спросил он у Петера.

Тотт промычал что-то невразумительное; он выглядел совершенно сбитым с толку.

– Значит, руками груз свой закапывать будешь, – равнодушно сказал офицер и повернулся к подчиненным. – Дохляков – с возу! Им все одно где лежать. А нам возок и кобыла пригодятся.

– Не вышло бы чего худого, – проворчал один из солдат, спешиваясь.

– Да не боись! – отмахнулся второй. – Ежели б какую важную персону хоронить везли, не поставили бы в охранение двух доходяг… Куда это он девался?

Солдат закрутил головой, шаря взглядом вокруг.

– Чего это твой дружок убег? – спросил он Петера, тоже украдкой оглядывавшегося. – Мы ж не лиходеи какие…

Петер, не скрывая недоумения, пожал плечами:

– Не видал. Небось с испуга брюхо подвело: вернется вскорь.

Деян сдержал рвущиеся наружу ругательства. Он перенес вес на костыль и сделал еще шаг в сторону: чародейская наука пригодилась – неуклюже ковыляя на одной ноге, он все равно оставался невидим. Солдаты даже не успели разглядеть, что он калека.

Но других поводов для радости не было.

Единственное их ружье – одно на двоих – висело на плече у Петера, но тот был растерян и напуган. Даже неприязнь к бергичевцам отступала перед привычкой подчиняться, появившейся у него в плену или еще раньше.

Не он один изменился: прежнего Петера Догжона больше нет, с изумлением и отвращением подумал Деян и снова едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Вместо старого знакомца и старшего товарища, чья самоуверенность и непогрешимость так порой раздражали, рядом стоял побитый и поломанный жизнью человек. И этот человек не смел даже на словах перечить холеному офицеру в чистеньком сидем мундире.

– Разрешится безобразие с рекой – и снова вперед пойдем: никто о твоих покойниках и не вспомнит, – решил ободрить Петера разговорчивый солдат. – Слыхал поутру пальбу?

– Как не слыхать, – буркнул Петер.

– А то ж! Я ажно на месте подскочил, думал – началось. Но то почетный залп был: командир разъяснил. – Солдат украдкой глянул на своего офицера. – То бишь, значит, померла у дарвенцев важная персона; знающие люди говорят – тот самый пришлец, из-за которого весь сыр-бор.

Деян медленно вдохнул и выдохнул: эту догадку он отгонял от себя с самого утра – но и теперь было совсем не время для сожалений об очевидном и давно предрешенном.

– А коли так, то скоро сызнова начнется, – продолжал тем временем солдат. – И лошади рабочие нужны нам позарез… Ну-ка, подсоби! – он по-свойски толкнул Петера в бок.

И Петер, беззлобно пробормотав забористое ругательство, принялся помогать бергичевцам перетаскивать на землю мертвецов.

Офицер, вполне удовлетворенный такой покорностью и не ожидающий неприятностей, тоже спешился, пожелав размять ноги. Не оставив себе времени на раздумья, Деян за три шага подошел к нему со спины и потянул офицерскую саблю из ножен; она была тяжелее топора Киана, но лучше легла в руку.

Офицер еще успел обернуться – не испуганный, но изумленный – и увидеть его; в следующее мгновение Деян рубанул его по шее.

Кровь ударила фонтаном; сабля вошла в тело под углом и застряла.

– Петер!!! – С криком Деян выпустил саблю и, развернувшись, со всей силы ударил бросившегося на выручку к командиру солдата концом костыля под подбородок. Солдат упал, но и Деян, не удержав равновесия, рухнул рядом.

– Петер, давай! – снова выкрикнул он, но в этом больше не было нужды: последняя схватка уже началась – и завершилась в пользу бывшего сержанта Догжона.

Петер, отделавшийся глубоким порезом на щеке, выдернул штык из груди разговорчивого солдата.

– Помоги встать, – сказал Деян. Петер подошел, поставил его на ноги и подал костыль с той же молчаливой покорностью, с которой несколько мгновений до того выполнял приказы бергичевцев.

Офицер, страшно хрипя и заливая землю кровью из разрубленного горла, умирал, заколотый Петером солдат был мертв, но его напарник еще дышал и даже начал приходить в себя. У него было простое некрасивое лицо в рытвинах, слишком большие уши и маленький нос; человек с таким лицом мог бы родиться в Орыжи или Волковке и прожить жизнь, ни разу не надев мундира; пахать землю, хлебать щи да поругивать королей с баронами.

– Закончи сам или дай мне, – сказал Деян. – Очнись уже, Петер!

Но тот продолжал стоять, как истукан, поэтому Деян просто вырвал ружье с примкнутым штыком у него из рук. Последний раз посмотрел в лицо распростертого на земле солдата, приставил острие штыка к ямке под горлом и навалился на приклад всем весом.

– II –

– Что теперь? – глухо спросил Петер, когда все было кончено.