Алракцитовое сердце. Том II

В харчевне с непривычки показалось темно и душно; людей было немного. Статный мужчина в кожаном фартуке, с обритой головой, но длинной спутанной бородой, приветствовал их из-за стойки таким тоном, будто требовал немедля выйти вон; Голем, не обращая на него внимания, прошел в дальний угол зала, где за длинным столом собрались солдаты. Деян вздрогнул, почувствовав на себе их взгляды: придержав на входе дверь, он перестал быть «невидимым».

— Где ваш командир? — спросил Голем, обращаясь к крепко сбитому мужчине с капитанскими знаками отличия.

— Который? — лениво осведомился капитан. Невысокий, с обветренным скуластым лицом и густыми усами с проседью, он напомнил Деяну командира явившегося в Орыжь отряда вербовщиков. А полутемная харчевня с высоким потолком не так уж отличалась видом от Волковской «ресторации», и все вместе это только усиливало ощущение нереальности происходящего.

— Ответственный за охрану досточтимого господина епископа. Мне необходимо переговорить с ним. А ему — со мной, хотя он пока этого не знает. — Голем сунул руку в карман, но, судя по всему, монет там больше не нашлось; в распоряжении чародея оставались только колдовство и настойчивость.

— Так двое их, ответственных, — все с той же добродушной ленцой в голосе сказал капитан. — Но Его Высокопреподобие просителей не принимает. И полковник Ритшоф тоже. Надо — мне скажи; если что дельное — так я передам.

Голем покачал головой:

— Благодарю, капитан. Но так не пойдет. Дело посредничества и отлагательства не терпит.

— За дело твое не знаю, но Ритшоф, если его от тарелки отвлечь — точно не стерпит, — хмыкнул капитан. — И правильно сделает. Ежели все лезть с прошениями и жалобами будут, когда захотят — не то что поесть не дадут: насмерть затопчут.

— Я не проситель. И вынужден настаивать, — невозмутимо сказал Голем.

— Да откуда ж ты такой нахал?! — Один из мужчин привстал с лавки, но капитан толкнул его обратно.

— Ни к чему затевать ссору, Менжек, — сказал капитан, выразительно указав взглядом на Джибанда. — Гляди-ка, каков самородок! Небось подкову пальцами согнешь? А с рожей что — никак медведя заборол?

Джибанд переминался с ноги на ногу, не зная, что и на что отвечать.

— Вы, что ль, на службу к епископу желаете наняться, чтоб на паром попасть? — спросил капитан. — Может, и выгорит. Только спешка вам во вред: подходящего времени дождитесь.

— Подкову и я пальцами согну, — сказал Голем. В голосе его Деян уловил плохо скрытое торжество: возможность, не вступая в драку, показать силу подвернулась удачно. — А хочешь, штык твой в узел завяжу?

— Да ну? — все так же лениво удивился капитан; звучало и впрямь дико.

— Если завяжу — проведешь к командиру? — не отставал Голем. — Не смогу — все, только ты меня и видел.

— По рукам.

Капитан отсоединил от прислоненного к стене ружья длинный нож с треугольным лезвием и протянул чародею, и тот в следующее мгновение небрежным движением пальцев согнул клинок посередине.

Капитан ахнул.

— Покажи это командиру и доложи обо мне. — Голем вложил получившийся железный узел в капитанскую руку. — Даю слово: дурного епископу не желаю. Дело важное, и мне не хотелось бы…

Он не стал произносить угрозу вслух, но все и так было понятно.

— Сержант Менжек! — Капитан, не сводя напряженного взгляда с Голема, сунул сержанту испорченный штык. — Ступай, доложи обо всем Ритшофу.

— Да что докладывать-то? — Менжек растеряно посмотрел на капитана.

— Что видел, то и доложи!

— Скажи, что с ними желает говорить Рибен Ригич. — Чародей неприятно улыбнулся. — Старожский Голем.

— IV —

Менжек исчез за дверью, скрывавшейся за занавесью по правую сторону от стола, и вскоре вернулся, чтобы поманить чародея за собой. Деян отступил было в сторону, намереваясь остаться снаружи, но Голем подтолкнул его к двери.

— Ты чего? Идем!

— Я с епископами болтать не обучен, — проворчал Деян, неохотно подчиняясь. Голем среди солдат и важных шишек был в своей стихии, тогда как он чувствовал себя лишним в этих разговорах, на этом постоялом дворе, да вообще в этом городе.

За дверью оказалась отдельная комната, где благородные господа — наверняка за дополнительную плату — могли отобедать в тишине и спокойствии.