Alta Vista

танец танец танец танец

у танцовщицы горлом кровь

но публика того не замечает

и представление идет

Все лирические фрагменты сходятся в одной точке, в которой ты в жёлтой майке и кудрями по ветру.

21.

"Если ты захочешь когда-нибудь вернуться, то знай: я буду ждать тебя. Не думай – приходи".

21.

Каждый день – новый камень – день за днем – камень за камнем – слово за словом – монолит за монолитом – я молча отдаю тебе.

21.

Твоя радость – моя радость.

21.

Смотри, это твой персональный Тадж-Махал.

21.

У неё мое имя. Я – твой персональный Тадж-Махал.

21.

Я не жду – я помню. Знаешь, так не больно.

21.

С тобой ничего не случится – я с тобой.

21.

Мне без тебя одиноко. Но я привыкла.

21.

Всё как будто было в прошлой жизни или не совсем со мной.

21.

Верни ту.

21.

Здесь мне не приходится тебя ни с кем делить. Ты безоговорочно мой. И ты никуда не уйдёшь.

АННА И ДЕМОН

И город с голубыми куполами,

С цветущими жасминными садами.

Мы дрались там… Ах, да! я был убит.

Николай Гумилев

От долгого сидения за компьютером в Сети слезились глаза, Анна рывком поднялась из кресла и двумя точными, пружинистыми, удивительно спокойными движениями отсчитала траекторию. Раз – рванула дверцу серванта: со второй снизу стеклянной полки слетела рюмка и ухнула о деревянную столешницу, оглушённая тяжестью кофейно-молочного ликера, который Анна уже ловко вытряхивала из мудреной ирландской бутылки. На экране весело промелькнул Остап Бендер и осклабился, ввинтившись взглядом в клубящуюся бело-чёрную взвесь. Два – не глядя, левой рукой Анна уже вынимала коробочку с остатками чернослива в шоколаде. Без романтических прелюдий и в три приема рюмка была осушена, чернослив надкушен и после предварительного взгляда, запущенного в мармеладную сердцевину, доеден до конца. Ещё? Да, ещё. В этот раз Анна осушила рюмку в два приема. В желудке стало очень тепло, а потом и жарко. Что только не придет в голову молодой одинокой Анне после полуночи. "Моих грехов разбор оставьте до поры – вы оцените красоту игры!" – самоуверенно затянул Остап. Да, как же. Всё так же, без единой мысли (они были все передуманы и перетерты в кокосовую безвкусную стружку), Анна дожевала оставшийся чернослив: "Надо потом вымыть рюмку и выбросить коробку", – внутренне собралась бедная Анна. – "Все-таки нехорошо, если наутро рюмку увидит мама. Да, как-то не хотелось бы. Помою. Потом".

Закутанная во временную спираль девушка застыла на месте, уставившись в настенный ковёр. Зачем она выпила сейчас? Если бы кто-нибудь мог ей это объяснить, было бы очень кстати.

В самом-то деле, зачем? Может быть, хотя бы так она могла сделать хоть что-нибудь по-настоящему значимое, то есть вот взять да и принять. Решение принять. Хотя бы в этом она могла бы почувствовать, что сама себе хозяйка, независимая и взрослая. Конечно, было бы куда приятнее принимать другие взрослые решения: например, какое имя выбрать нам для ребенка, а квартиру нам снимать с балконом или без, а мы в кино идём или в театр. Но, к сожалению и превеликой скорби, никакого "нам" не было, несмотря на то, что каждый первый молодой человек восхищённо пел ей о том, что она такая понимающая, такая даже разъединственно-понимающая в своем роде. Но каждый из них всех норовил съехать на тему своих проблем и глобального несчастья (в виде девушки, женщины, жены), которое отравило душу и съело все желания его на завтрак без соли. Одним словом, всё было пресно и без остроты. Анна решила не влюбляться, то есть не то чтобы не влюбляться, конечно. Просто не заострять на этом своё внимание. И уж тем более, никогда впредь не давать знать о своих чувствах неблагодарному предмету страсти нежной с "мёртвой душой", которую он холит и лелеет, как добросовестный фермер кукурузу. Так подсказывал ей её печальный опыт. "Я буду врать, притворяться, играть. Я буду пафосной, злой, надменной, смешной, истеричной, но я больше никогда не покажу, что мне больно", – сказала себе Анна. Это было в ноябре: тогда она в последний раз крупно обманулась на этот счет. "Повторяй почаще три следующие фразы: Счастья нет. Любовь – сказки. И ничего страшного". – Напечатала она на страничке в Сети, удалила его из виртуальных друзей и всячески вымарала воспоминания о нем в памяти и из памяти, по возможности. Ей было 22 года, и еще в апреле она хотела когда-нибудь выйти за него замуж и родить ребенка, а лучше двух: сначала мальчика Арсения, а потом девочку Дашу. Она очень любила детей. Она хотела иметь детей. Очень. И очень боялась, что у неё никогда их не будет. Время идёт.