Алтай – Гималаи

На этом пространстве – земли торгутов и хошутов. Странна судьба калмыков. Народность разбита самым непонятным образом. В Китайском Синьцзяне олеты занимают Илийский край, торгуты – Карашар, хошуты – Джунгарию, ойраты – в Монголии, дамсоки – в Тибете. Также калмыцкие улусы рассыпаны по Кавказу, Алтаю, Семиречью, Астрахани, по Дону, около Оренбурга. У священной горы Сабур лежат остатки города калмыцкого царя Аюши.[221] В разбросанных юртах начинают шевелиться признаки самосознания. Дедовские пророчества твердят о приходящих сроках.

Словесное состязание между сартским беем и калмыком. Сарт заявляет заносчиво: «У вас нет бога». Калмык тихо говорит: «Если к нам приходит сарт, мы накормим и напоим его, и коня его накормим, и в путь запас дадим. А если калмык придет к сарту, ему не дадут пищу, и коня его оставят голодным. Посуди сам, у кого есть настоящее?» Сарты поносят буддийское учение и издеваются над буддийскими изображениями. Но калмыки говорят: «Мы почитаем ваши надписи, а изображений у вас нет, потому что когда были даны первоизображения, то вы были слишком далеко и не могли познать их».

С буддистом трудно спорить. Знающий учение может столько рассказать об эволюции жизни; скажут о посланцах от Шамбалы, ходящих по земле под разными обликами для помощи людям; без предрассудков будут говорить о новейших социальных движениях, припоминая заветы самого Готамы. Если же снять с этих повествований стилизации языка и образов, то мы встречаемся с учением истинного материалистического знания, далеко опередившего свою эпоху.

С. хвалит калмыков за твердость слова. «Никаких письменных условий не надо, не то что сарты, особенно беки и баи».

Встретили несколько красивых карашарских коней. Это именно та порода, которая встречается на старинных миниатюрах и на статуэтках старого Китая. Некоторые ученые считают эту породу исчезнувшей, но вот она перед нами, живая, караковая и твердая на поступь. Хорошо бы другим странам исследовать эту породу.

Завтра едем в ставку калмыцкого хана.

Еще не настал вечер, как поступила новая синьцзянская гадость. Приезжает взволнованный С. и передает, что амбань не разрешает идти короткой горной дорогой, а указывает продолжать путь через пески и жар Токсуна, по длинному и скучному тракту. Новое глумление, новое насилие, новое издевательство над художником и человеком. Неужели мы не можем видеть монастырей? Неужели художник должен ездить одними сыпучими песками? Спешим к даотаю. Старик будто бы болен и не может принять. Секретарь его кричит с балкона, что ехать можно, что амбань устроит все нужное. Едем к амбаню. Его нет дома. Секретарь его говорит, что амбань «боится за нас из-за большого снега на горной дороге». Мы объясняем, что теперь снега нет, что нам не надо идти через высокий Таже-Даван, что мы пойдем через более низкий Сумун-Даван.

В семь часов обещали принести ответ. Конечно, снег амбаня вовсе не белого цвета. Каждый день способны испортить китайцы, каждый день подобные китайцы способны превратить в тюрьму и пытку. Ждем вечер и готовимся все-таки к отъезду. Пришли торгуты, вернувшиеся из Кобдо.

Пришел хошутский лама. Просит вылечить глаза. Принес ценные рассказы. Не сказки, но факты. Нужны факты. Лама из Улясутая написал книгу о наступлении времени Шамбалы.

Вечером пришел ответ. Принесли его племянник даотая и почтмейстер. Конечно, ответ отрицательный. Несмотря на жару, на духоту и пыль, мы должны длинным путем идти через горячий Токсун. Е. И. заявляет, что она умрет от жары, но китайцы улыбаются и сообщают, что у их губернатора сердце маленькое.

Составляем телеграмму генерал-губернатору:

«Будьте добры указать магистрату Карашара разрешить экспедиции Рериха следовать в Урумчи горной дорогой. Здоровье Е.И. Рерих не позволяет продолжать путь по знойной песчаной пустыне длинного пути. Горная дорога гораздо скорее позволит дойти до Урумчи».

До получения ответа мы пойдем в ставку торгутского хана и в монастырь Шарсюмэ.

Отвратительно это чувство поднадзорности и насилия. Какая же тут работа, когда за спиной стоит приказ амбаня и когда у генерал-губернатора «маленькое сердце». Испорчено все настроение, и опять сидим в каком-то китайском средневековом застенке.

29 марта