Алтай. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия в Центральной Азии

За этим пикетом тотчас же начинается песчаная пустыня, имеющая около 50 верст ширины и состоящая из высоких песчаных сугробов, поросших саксаулом. Трудно представить себе местность печальнее и однообразнее этой безжизненной пустыни: куда ни посмотришь – везде возвышаются песчаные бугры, повсюду царствует мертвая тишина, не нарушаемая ни щебетанием птички, ни звуками насекомых. Но в действительности и эта скудная земля не лишена животной жизни, даже высшей: тут в песчаных барханах живут в большом количестве какие-то грызуны, вероятно, песчанки, норки которых встречаются во множестве, а к западу от того места, где мы шли, по словам нашего проводника, водятся дикие верблюды, следы которых поперек дороги он нам показывал.

Эта песчаная пустыня, называемая торгоутами Гурбун-Тунгут, простирается верст на 50 к востоку от дороги, по которой мы шли, а на северо-запад она отходит весьма далеко, оканчиваясь где-то в пространстве между озером Аярнор и южною оконечностью хребта Семис-тау. Ширина же ее колеблется от 50 до 70 верст, а в тех местах, где она отделяет от себя рукава, достигает даже 80 верст.

Пустыню эту, однако, нельзя назвать абсолютно безводной: так, в ней встречаются, хотя и очень редко, углубленные котловины, поросшие на дне редким, тощим камышом, с ямами солоноватой или горько-солоноватой воды и редко совершенно пресной. Но и эти водохранилища в состоянии спасти от мучительной смерти несчастного путника, заблудившегося здесь во время летних жаров, и служат, как нам сообщали торгоуты, местами водопоев диким верблюдам, углубляющим своими копытами засорившиеся ямы.

Дорога, по которой мы пересекали песчаные кряжи, аккуратно на каждой версте имеет один, а иногда и два подъема с столькими же спусками. Подъемы, несмотря на их незначительную крутизну и протяжение, крайне затруднительны для телег по таким сыпучим пескам. О колесном движении даже с легко нагруженными повозками тут не может быть и речи: две сильные лошади едва в состоянии были протащить пустую легонькую тележку, которую на обыкновенной дороге один человек совершенно свободно передвигал с места на место.

В другую нашу телегу, в которой помещался больной казак, пришлось запрячь тройку лошадей да подсоблять еще им посредством лямок на подъемах. Китайские переселенцы, шедшие вслед за нами с своими тяжелыми двухколесными повозками, погубили тут много лошадей и быков. Впрочем, не одни только эти переселенцы отдали дань пустыне Гурбун-Тунгут: по сторонам дороги часто встречались скелеты и кости лошадей, быков, верблюдов и мулов, сделавшихся жертвой пустыни, которые ясно свидетельствовали, с какими трудностями и лишениями сопряжено движение по этому ужасному пространству. Но мы счастливо обошлись, не потеряв тут ни одной лошади, ни одного верблюда. Даже бараны, которых мы в числе 150 штук гнали за собой, все до одного благополучно перешли пески.

Около полуночи мы остановились на ночлег и так же быстро, по команде, как и среди предыдущей станции, развьючили верблюдов и уложили их на покой, а лошадям, после получасовой выдержки, задали по гарнцу[7] овса. Управившись с лошадьми, казаки и здесь не преминули развести костры и сварить себе свой любимый кирпичный чай, составляющий для них первостепенный жизненный продукт и отраду их в походе.

С рассветом караван навьючился и тронулся вперед. Верстах в 15 от ночлега при солнечном восходе перед нами предстал во всей своей утренней прелести хребет Тянь-Шань, тянувшийся, подобно гигантскому валу, со множеством снежных вершин, освещенных великолепным матовым светом. Но наиболее приковывала наши взоры величественная Богдо-ула, самая высокая гора этой части хребта, рядом с которой торчала также весьма высокая вершина, названная нами потом в шутку младшей сестрой Богдо-ула.

К юго-востоку от последней, верстах примерно в 20, видна была третьей уже величины массивная куполообразная снежная гора. Затем весь гребень хребта к востоку от Богдо-ула был усажен снежными вершинами, сливавшимися в иных местах в один общий снеговой покров. Вскоре за последними песчаными буграми пустыни показалась обширная зеленеющая равнина.

Завидев ее, наши лошади подняли уши и, видимо, ободрившись, прибавили шагу и потом стали ржать, а за ними верблюды, шедшие позади, тоже мало-помалу начали приветствовать эту равнину своим невыносимым ревом. И вот под звуки этого концерта мы вступили в обетованную землю, показавшуюся нам в то время, без преувеличения, земным раем сравнительно с оставшеюся позади пустыней, на которую природа, как бы в наказание, наложила печать омертвения.

Вступив на эту роскошную равнину, покрытую густой, высокой и разнообразной травянистой растительностью, мы встретили на ней множество китайских фанз (домов), разбросанных наподобие отдельных ферм, обнесенных вместе с надворными строениями кирпичными оградами. Поблизости фанз везде виднелись засеянные поля с струившимися среди них арыками, берега которых, как и самые фанзы, обсажены тенистыми ильмовыми деревьями. Словом, все дышало здесь жизнью и довольствием.