Зная характер Зины, можно было не удивляться, что сразу же после болезни она села за штурвал самолета. Один из телепередатчиков был предназначен для наблюдения с воздуха. Студенты уже уехали - первого сентября начало занятий, Багрецов отправился в Москву еще раньше, а Пичуев вместе с другими специалистами продолжал пробные телепередачи.
Но вот и для него настала печальная пора расставания. Простился с Зиной, думал, что не увидит ее до весны, но, к счастью, вышло иначе. Опыты Набатникова перенесли на Север. Зина Аверина хорошо освоила полеты с контрольными аппаратами (для измерения радиации), знала и условия работы телевизионных камер, с которыми летала не раз, а потому по просьбе Набатникова ее перевели из лесной авиации в специальный институт, где Зина должна была заниматься теми же делами, что и в экспедиции.
Месяц назад Зина приехала в Москву. Пичуев устанавливал в самолете новые аппараты для передачи цветного изображения, Зина полетит с ними на Север, туда, где методом Набатникова будут вскрываться рудные пласты.
Виделись ежедневно, бродили по тропинкам желтеющих подмосковных рощ, бывали в театрах. И каждый раз, как только Пичуев затрагивал единственно интересующую его тему: о линиях жизни - они просто уже не имеют права быть параллельными, - Зина обрывала его: «Придет время - сама скажу». Инженер, к стыду своему, начал уже сравнивать ее поведение с Надиным кокетством, считая, что девушки, мол, все одинаковы, но потом долго злился на себя и мысленно просил у Зины прощения.
И вот она улетела. «Крылышко мое!» - растроганно, с несвойственной ему нежностью, думал Пичуев, с тех пор в молчаливом разговоре с самим собой так и называя Зин-Зин: «Крылышко». Писем от нее не было, но инженер, принимая очередную телепередачу с самолета, знал, что ведет его Зина, - картинка на экране не шелохнется, а при вираже лишь слегка поплывет вверх.
Пичуева словно подменили. На столе появились томики стихов Тютчева, Фета. Никогда в жизни он их не читал, а сейчас понравились. Потом неожиданно для себя открыл, что настоящая, глубокая музыка может вызывать волнение и слезы. Это было совершенно непонятно. Конечно, он человек культурный, «Крейцерову сонату» читал, но ведь разные бывают натуры: чувствительные и вполне обыкновенные, которых значительно больше, к ним Пичуев причислял и себя.
Все изменилось, все стало иначе. Раньше никогда бы в голову не пришло, что «Альтаир» можно назвать счастливой звездой, - наивная символика, придуманная Левой Усиковым, - но разве не «Альтаир» привел его к Зине? Конечно, это самая простая случайность, а все же нет-нет да и подумаешь: какие, однако, бывают, счастливые случаи!
Перед самым отлетом из Москвы Зина обмолвилась, что по утрам кормит каких-то пичуг, прилетают к ней на балкон гостиницы. И Вячеслав Акимович стал кормить воробьев. Они привыкли, ждали на балконе, а инженер регулярно и педантично, перед тем как ехать на работу, крошил им булку, думая, что Крылышку это приятно. Кто знает, не они ли прилетали к ней? Во всяком случае, вон тот хромой воробушек, рыжий и задиристый, обязательно бывал у нее на балконе. Старый знакомец.
В тот день, когда Пичуев провожал Зину, она сказала, что писем пусть не ждет, писать не любит, беспокоиться нечего, не маленькая, сводки о полетах будут передаваться через радиостанцию экспедиции. Вот и все! Инженер спросил: а вдруг она наконец проверит себя, неужели и тогда не напишет письма? Ведь он так мучается, пожалела бы. «Ничего, - улыбнулась Зина, - узнаете». На том и расстались.
…Вячеслав Акимович, задумавшись, все еще сидел у телефона, словно ждал звонка междугородной. Нет, не услышит звонка. Там, где сейчас Зина, пока еще нет ни городов, ни телефонных линий.
Вспомнив, что скоро приедут гости, Вячеслав Акимович засуетился. Он еще в домашнем костюме, надо скорее переодеться. Быстро сбросил его, достал из-под дивана туфли и, развязывая шнурки, опять задумался: «Крылышко мое!… Почему ты не здесь?»
Гости инженера Пичуева, народ организованный, пришли точно в назначенное время. Да это и вполне понятно, люди привыкли к точности: ученые, инженеры, лаборантка, техники, студенты.
Лева Усиков чуть было не опоздал - красил картонную модель летающего диска, хотел ее обязательно сегодня подарить Пичуеву. Серебряная краска еще не высохла, так и пришлось нести. Митяй торопил.
Хозяин встретил гостей в прихожей. Звонки, короткие и длинные, робкие и уверенные, следовали один за другим. Пришел Набатников, поискал свое место на вешалке, где привык оставлять пальто, но там не было ни одного свободного крючка.
Гости разбрестись по комнатам. В кабинете, с разрешения хозяина, Левка подвешивал к люстре серебряный диск. Конечно, это было удобнее сделать Женечке, ему незачем тащить из кухни табуретку, но Лева боялся, что алюминиевой краской Женечка измажет свой новый костюм, синий в полосочку. А у Левы серенький, не заметно.