Алтайская повесть

Она быстро заглянула в Лидину тетрадку, схватила карандаш… И вдруг, вся покраснев, резко отодвинула ее на край парты и закрыла. Вот так! Чуть не вздумала списать задачу! Послезавтра она будет давать торжественное пионерское обещание, а сегодня снова хотела украсть чужой труд, чужие мысли… «И не стыдно тебе? – сердито корила себя Чечек. – Тьфу, тьфу!»

Чечек задумалась над задачкой. Но только она начала соображать, как за нее приняться, – прозвенел звонок. Чечек нервно написала первый вопрос… Но было уже поздно. Захар Петрович вошел в класс.

– Ты что же, так и не решила задачку? – прошептала ей Лида Королькова.

Чечек покачала головой:

– Нет.

Лида подозрительно посмотрела на свою тетрадь:

– А ты мою тетрадку трогала?

– Трогала.

– А зачем?

– Закрыла и отодвинула. Вот зачем! – И Чечек гордо посмотрела Лиде в глаза.

Лида смутилась: поняла, что зря обидела подругу.

– Ну, а как же теперь? – сочувственно прошептала она. – А вдруг тебя вызовут?

– Чечек Торбогошева, к доске, – сказал Захар Петрович, не поднимая глаз от журнала.

Чечек и Лида обменялись испуганным взглядом. Чечек почувствовала себя так, будто идет по краю обрыва, по каменной тропе, и тропа эта вдруг дрогнула и поползла под ее ногою…

Чуть-чуть побледнев, она вышла к доске.

«Зачем бояться? – убеждала она себя. – Надо еще подумать как следует – и решить. А бояться зачем? Это хуже всего – бояться!»

– Ты решила задачу, Чечек? – спросил Захар Петрович. – Объясни, как ты ее решила.

– Я не решила, Захар Петрович.

Учитель удивленно посмотрел на нее поверх очков:

– Это как же так – не решила?

– Я не решила, но я все-таки ее поняла, Захар Петрович. Вот давайте я сейчас ее на доске решу!

– Нет, почему ты все-таки не решила ее дома? Значит, ты считаешь, что домашние уроки делать необязательно?

Чечек знала, что будет неприятный разговор; знала, что Захар Петрович очень обижается, когда не выполняют домашние задания; знала, что ей придется стоять и краснеть перед всем классом под его язвительными речами… Но что же делать?

Чечек старалась держаться спокойно. Что бы ни было сказано обидного – это все-таки не то, что сказали ей однажды. «Умел воровать – умей и ответ держать!» – вот что однажды пришлось ей выслушать!.. А теперь – нет! Что угодно, а вот этого ей сказать нынче никто не может!

Захар Петрович еще поворчал, голос у него стал очень жалобный. Вот какие у него ученики есть: считают, что хотят – решают задачи, хотят – нет. И еще пожаловался: он, старый человек, из последних своих сил старается научить своих учеников, а они с ним считаться совсем не хотят.

Чечек стояла с опущенными глазами и вертела в руках мел, не замечая, что измазала этим мелом руки и черный фартук и даже на носу оставила белое пятно.

– Ну так, а теперь запиши условие, – сказал наконец Захар Петрович уже другим, своим обычным деловым тоном.

Чечек обрадовалась: кончилось! Теперь только надо как следует решить задачу.

Чечек сосредоточила все свое внимание на том, что диктовал ей Захар Петрович.

И вот стало так: класс, ученики, неясные их шепоты, поскрипывание парт, шелест страниц, пение птиц за окнами – все исчезло. Осталась только большая черная доска – и на ней белые цифры задачи. Чечек с минуту смотрела на эту доску.

– Подумай… подумай… – негромко, предупреждающе повторял Захар Петрович, – не спеши…

– Надо сначала узнать, сколько гектаров было вспахано в первый день…

Захар Петрович весело кивнул головой:

– Так, так. Ну, узнавай!

Чечек решила задачу смело и быстро. После каждого вопроса она взглядывала на учителя и, встретив его приветливые глаза и ободряющий кивок головы, уверенно продолжала дальше. Вот наконец последний вопрос…

И вдруг Чечек сбилась. Нахмурясь, закусив губу, она обежала глазами всю доску и опять почувствовала, как узкая, опасная тропа осыпается у нее под ногами.

Напряженная тишина класса окружала ее. Захар Петрович тоже молчал, лицо его как-то замкнулось. Он ждал.

«Провалилась… Провалилась!..» – в смятении думала Чечек. Это слово без конца повторялось в ее мозгу и мешало хоть что-нибудь сообразить.

– Ну, – негромко сказал Захар Петрович, – в чем же дело? Дописывай!

Чечек почти машинально дописала последний вопрос и поставила последнюю цифру – цифру ответа.

– Правильно! – громко и отчетливо сказал Захар Петрович. – Садись! – и, пряча в глазах улыбку удовольствия, склонился над журналом.

Чечек будто только теперь получила возможность дышать. И сразу вернулось все – и класс, и ученики, и их шепот, и движения, и пение птиц за окнами.

Вытерев тряпкой руки, она прошла на свое место. Смуглый румянец горел на ее щеках, черные глаза блестели. Садясь за парту, она улыбнулась Лиде. И Лида шепнула ей:

– Молодец!

Слово, данное на всю жизнь

Ночью была большая борьба: боролась весна со злым Хиусом – северным ветром. И Хиус одолел. Он нагнал холодных туч, и первомайское утро проглянуло на землю сквозь мелкую, частую дымку холодного дождя, а над Катунью опять тянулись серые волокна…