Алтарь

— Я обязана хранить покой Великого, и я его храню. Я выбрала эмира, которого считала лучшим, дала ему возможность сразиться с прежним. А он теперь слюни пускает. — Девушка оправила юбку и шагнула под струи душа, приблизив свое лицо к нему почти в упор: — А если Сошедший с Небес прикажет тебе идти и сражаться — ты тоже станешь биться в истерике? Скажи мне это сейчас. Ведь ты хотел принести ему клятву верности. А сможешь ли ты ее исполнить?

— Отойди, вымокнешь.

Лена отступила, посмотрела на себя и стала вдруг снимать одежду, бросая ее на пол:

— Какая теперь разница?

Раздевшись, она рывком распахнула дверь в келью, на пороге обернулась:

— Мне нужно пойти к номарии и доложить о своем позоре. Ведь ты обманул ее и отказываешься принести клятву верности?

— Нет! — скрипнул зубами Дикулин. — Я не отказывался от обещания. Раз я обещал, то клятву принесу.

— Но будешь ли ты ее исполнять? Выполнишь ли ты любую, любую волю Нефелима?

— Вот зараза! — ударил Алексей кулаком кафельную стенку. — Да, исполню! Я не привык отказываться от своего слова. И уже начал участвовать в ваших игрищах, если ты заметила.

— Вот видишь, Леша, — прикрыла дверь Лена. — Оказывается, этот экзамен пошел тебе на пользу.

— Какой экзамен?

— Проверка кровью. Ты начал понимать, что мы не играем понарошку. Что все вокруг настоящее, и за каждый шаг приходится платить настоящую цену. Школа осталась позади, Лешенька, игры кончились. Теперь все по-настоящему.

— И что такое «настоящая цена»?

— Жизнь, — кратко ответила хранительница. — Или ты ее берешь, или ты ее отдаешь. Добро пожаловать в реальный мир, малыш.

* * *

Русь. Остров в дельте Невы,

Зима 2407 года до н. э.

Над святилищем полз туман. Быть может, чародейки, что обитали в здешних краях, затеяли новое колдовство, а может — это был пар из сотен ртов собравшихся на небольшой поляне женщин. В центре святилища — там, где берегини встречали просителей из окрестных племен, — в этот раз лежала подпертая по краям бревнами высокая куча мелкого черного хвороста. Большинство хранительниц предпочитали не смотреть на это зловещее сооружение, разглядывая либо чистое небо, либо темные острия кольев в высоком тыне.

Наконец, похрустывая белым снегом, к святилищу подошли еще две женщины в полотняных туниках. Они шли бок о бок, словно подруги, о чем-то негромко переговариваясь. Одна, пожилая, с желтым морщинистым лицом, была обрита наголо, вторая имела длинные волосы, доходящие до плеч. На краю поляны прибывшие остановились, и пожилая указала молодой на сложенную кучу:

— Тебе туда, Вилия.

— Прощай, номария, — кивнула та, вышла вперед и поднялась на возвышение.

— Ты считала и считаешь, что была права, девочка моя, — сказала глава Клана. — Ради правоты своей ты пошла на предательство и клятвопреступление, поступилась нашим мнением и пожертвовала своей судьбой. Так иди же до конца. Ты готова пожертвовать собой ради смертных? Так сделай это, и не заставляй никого из нас принимать грех на свою совесть.

— Нас рассудят весы Анубиса, сестра, — ответила девушка, подняла глаза к небу, постояла так около минуты, потом резко распрямила пальцы.

Пересушенный хворост занялся сразу со всех сторон, почти мгновенно превратившись в столб алого пламени. На хранительнице затрещали, скручиваясь, волосы, начала чернеть туника. Девушка сжала кулаки и стиснула зубы, пытаясь перебороть боль, но жар оказался сильнее ее воли, и, уходя к вратам Дуата, она выкрикнула этому миру свой последний вздох: — Слове-ен!!!

* * *

— Ты ничего не слышала? — поднял голову от стола князь.

— Нет, ничего, — отозвалась сидящая у прялки Шелонь. — Малой заплакал?

— Видать, померещилось… — Макая расщепленную палочку в черный настой чернильного ореха, Словен закончил письмо, подул на тонкий лист бересты, свернул его, вышел из горницы: — Тивор, ты ждешь?!

— Да, княже! — выскочил из угла мальчишка лет десяти, в овчинном тулупчике и черных потоптанных валенках.

— Вот, бери, — отдал ему письмо князь. — Иди через озеро, оно уж замерзло все. Грамоту токмо брату моему, Русу, отдавай, и более никому! Дорогу помнишь?

— А как же, княже! Сколько раз летом за солью с отцом ходили.

— Ну так поспешай! Дни ныне короткие, а версты длинные.

— Слушаю, княже. — Мальчишка подхватил с лавки шапку и кинулся за дверь.

Правитель вернулся в горницу, поцеловал жену в щеку, забрал висящий на спинке кресла ремень с мечом, опоясался. Взял плащ, сшитый из трех рысьих шкур, кинул на плечи:

— Искать кто станет — в святилище я.

Зимний город был пуст и почти тих — разве где-то на окраине слышался стук топора. Да оно и понятно: работ зимой особых нет, на холод без нужды выходить неохота. Никого не встретив, князь дошел до святилища, склонился перед Сварогом, потом обошел богов и постучал в дверь, что скрывалась за распятой на тыне воловьей шкурой:

— Мосх, Кий! Вы здесь?

Из обители волхвов наружу вышел седобородый Мосх, привычно поклонился Словену:

— Здрав будь, княже. А Кий на том берегу, в схроне нашем. Может, и нам туда пойти?