Шелонь, не рискнув продолжать разговоры с растревоженным князем, вышла из горницы, а Словен, раздраженно пихнув стоящую у стола лавку, отодвинул к стенке свой тяжелый, с прямой спинкой и высокими подлокотниками стул, уселся на него. Вскоре в комнате появились угрюмые дворовые мужики — княжеские скотники, привратники, плотники. В доспехи они облачаться не стали, но щиты прихватили, а на поясе у каждого, рядом с ножом и ложкой, красовался меч в тяжелых, обернутых кожей, ножнах.
— Стол к стене отставьте, — приказал князь. — Сами на лавки пока сесть можете. Авось, не пригодятся ваши клинки.
В горницу вошла простоволосая девочка лет десяти в длинном, явно с чужого плеча, сарафане — даже подол по полу волокся. Поднесла правителю кувшин, прикрытый тряпицей, и медный кубок. Тот налил себе шипящего кваса, выпил, налил еще, тоже осушил, вернул девахе. Та приняла, но не уходила — переминалась с ноги на ногу.
— Чего тебе? — раздраженно спросил Словен.
— Слыхала я, — уставясь в пол, промямлила она, — будто Волхов и приятели его за рекой, у Вороньего холма, для Черного волхва святилище строят.
— Что?! — будто не расслышал князь.
— Строят они… У Вороньего холма.
— Ольгерд! — моментально отреагировал Словен. — Лотарь, Иссупи! Давайте с ней отправляйтесь, сына моего сюда доставьте. Немедля!
Трое подворников, кивнув, поднялись со скамей, вышли из горницы, прихватив с собой девочку.
— Черный волхв где, никто не знает? — спросил оставшихся мужей князь.
Те переглянулись.
— Видать, там же, у святилища своего, — предположил один из них.
Скрипнула на кожаных петлях дверь, внутрь заглянул взъерошенный охотник. Кашлянул, вошел, низко поклонился, тиская шапку:
— Звал, княже?
— Звал, Скилур, — кивнул правитель. — Вопрос мой без тебя решился, однако же ты садись. Мыслю я, разговор мой с сыном тебе тоже важен. Они ведь с твоим Руви завсегда бегают.
— Бегают, — вздохнул охотник. — А куда — и не ведаю. На меня сыночек мой ныне волком смотреть начал. Где днюет — не ведаю. Где ночует — не ведаю. Забежит раз в несколько дней, схватит что из струмента, да и опять бежит.
— Садись, — указал на скамью князь. — Милостью богов, скоро мы сие узнаем.
Темнело. Шелонь в темном сарафане, расшитом тюльпанами, с заплетенными в косы и забранными наверх волосами прошла по горнице, зажигая один от другого и расставляя на подоконниках, на столе, на полке над головой князя глиняные масляные светильники. Захлопали запираемые на ночь ставни. Неуклонно приближалась полночь — час темных сил. Однако мужчины, сдерживаемые княжеской волей, ждали, старательно подавляя зевоту.
Наконец на улице грохотнули ворота, по ступеням крыльца застучали сапоги. Первым в горнице появился Иссупи, поклонился, отступил в сторону. А следом мужи увидели и Волхова. За лето он успел сильно подрасти, плечи раздались, а руки явно потолстели, отчего казались короткими и слегка скрюченными.
— Ты искал меня, отец? — остановился он посреди горницы, ограничившись коротким кивком головы.
— Искал, сын… — Словен смотрел на своего потомка, не зная, как облачить в слова внезапно появившиеся подозрения и как поступить, коли они вдруг оправдаются. Чай, не варяг[23]
приблудный перед ним стоял, не простой пахарь, а родной сын. Кровь от крови, плоть от плоти его. — Дошло до меня, сын… Дошло до меня, сын, что в местах, где рыбаки наши мертвых угров находили, тебя нередко видели. И может статься, в смерти их и твоя вина есть.— Ну и что, отец, — небрежно ответил княжич. — Это ведь всего лишь угры. Не родичи наши и даже не сколоты вовсе.
— Что-о?! — грохнув кулаками по подлокотникам, вскочил князь. — Что я слышу от тебя, сын?! Ты ли это али оборотень лесной украл твое тело и льет яд твоими устами? Ужели забыл ты заветы деда нашего, великого Сварога, сотворившего этот мир и подарившего жизнь нашему племени? Предок всемогущий завещал нам, потомкам своим: коли соседи твои добры и миром общаются — защити их мечом и щитом своим. Коли злобны они, жен твоих желают и добро твое крадут — истреби всех, не оставив ни семени. Защити животом своим слабого и не сгибайся пред сильным. Защити слабого, а не убей его, сын! Как можешь ты, дитя рода нашего, кровь людей проливать, никакого зла нам не причинивших?! Как у тебя рука поднялась заветы предков наших нарушить?!
— Ты ничего не понимаешь, отец, — мотнул головой Волхов. — Новые боги дали нам силу. Огромную силу, непостижимую для простых смертных. Теперь нам нечего бояться врагов. Теперь мы сами можем пойти в любые земли и сломить любые непокорные племена. Нам больше нет равных, отец! Мы заслужили милость верховной богини. Мы избранные!
— Вы убиваете невинных. Вы проливаете для своей богини человеческую кровь, — покачал головой Словен, опускаясь обратно на свое место. — Эти боги не имеют права на существование. Это не вера, это наущение злых ночных духов.
— Да, мы принесли в жертву невинных. Но, жертвуя десятками, мы спасем сотни!