Алтарь страха (сборник)

В ответ он получил лишь глухое молчание. Они мрачно проследовали дальше, сопровождая что-то раздраженно бормочущего пленника. В конце коридора звук их шагов и бормотанье заглушило лязганье открывающейся двери. Вскоре все стихло. Судя по всему, остальные камеры пустовали. Армстронг остался один на один со своими мыслями.

Следующий час он посвятил осмотру камеры, выискивая спрятанные подслушивающие устройства и «глазки» объективов. Тщетно. Поворачивая мебель, снимая книги с полки, заглядывая в каждую щелку, он неплохо провел время, но без результата. Если что-то где-то запрятано, то это аккуратно замазано штукатуркой. Чтобы отыскать скрытые аппараты, придется ободрать стены и потолок.

Убедившись, что при осмотре ничего не пропустил, он умылся, почистил зубы, привел себя в порядок и занялся книгами. Но сосредоточиться на чтении он не смог.

Вскоре появился один из охранников, протолкнул под решетку поднос с едой и удалился, не сказав ни слова. На следующее утро таким же образом подали завтрак. Кухня сделала бы честь самому модному отелю. Какая бы судьба его ни ждала, предварительно его явно собирались откормить. С откровенным наслаждением поглощая пищу, он решил, что у него нет претензий по крайней мере к меню.

К обеду аппетит несколько испортился от размышлений о все еще отсутствующем соседе. Старик — кем бы он ни был — не появлялся. Напрашивался лишь один вывод: старик дал неправильный ответ и теперь расплачивается. Может быть, именно таким издевательским путем — требуя правильного ответа на единственный вопрос — в этой психушке разделывались с теми, кто задавал слишком много вопросов? Как говорится, глаз за глаз.

Армстронг уже в двадцатый раз уныло сунул руку в карман. То, что там должно было находиться, пропало. Его опередили! Если бы вернуть себе тот предмет, сейчас бы уже половина полиции Нью-Йорка примчалась сюда. А поскольку ни одного копа поблизости не наблюдалось, значит, устройство уже не функционирует, а аппарат просто разобрали, зная, как управляться с такими штуками.

Несколько минут спустя под дверь проскользнул поднос и застыл перед ним. У тарелки с жареным цыпленком стоял, прислоненный, чистый белый конверт. Армстронг вскрыл его и вслух прочитал аккуратно отпечатанный текст:

Уважаемый мистер Армстронг. Ваша дальнейшая судьба будет зависеть от ответа на простой вопрос, помещенный ниже. Разумеется, вам следует серьезно подумать, поскольку ваша судьба — дело серьезное. Вам дается время — два дня, — в течение которого вы должны серьезно поразмышлять.

Подпись отсутствовала. Он глянул на семь слов, отпечатанных крупными буквами внизу. Мозг как будто накренился в сторону, и мысли закружились в бешеном танце. Спина вспотела. Все призраки когда-либо испытанных им кошмаров ворвались в круговерть его мыслей. Перед его застывшим, невидящим взором во всех адских красках предстала таинственная картина. Видение самой преисподней.

Вот она, расплата! Медленно, как загипнотизированный, взор его подобрался к семи судьбоносным словам.

Как вы думаете, вы в своем уме?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Семь слов, состоящих всего-то из двадцати трех букв, тем не менее требовали ответа, от которого зависела его судьба. Правда, в записке ничто не указывало на гибель; угроза таилась в недосказанном, в том, что должно было дополнить воображение читающего. Эти мастера мистификаций могли сделать с ним все, что угодно. Но если они настолько могущественны, что противостоят мировым правительствам, заставив отложить колонизацию Венеры по крайней мере лет на двадцать, то зачем им возиться с одним человеком, который для них просто козявка! Семь слов — они наливались тяжестью трупа, висящего в петле.

Он всмотрелся в них третий раз, тревожно, задумчиво, не совсем уверенно. Слова стояли крепко, решительно и вызывающе, словно писавший их получал удовольствие от того, что сформулировал неразрешимую проблему.

Как вы думаете, вы в своем уме?

Бросив листок на секретер, Армстронг оттолкнул поднос в сторону, обхватил голову руками и уперся локтями в стол. Жареный цыпленок его больше не интересовал. Вид пищи больше не пробуждал в нем аппетита. Рефлекс пропал. Записка стала колокольчиком академика Павлова, на который собака отказывалась реагировать!

Он позволил мыслям течь, как им вздумается. Если он в своем уме, то мысли куда-нибудь его да приведут. Если нет, они и без него устроят свою игру. Прав был Нортон. Я слишком много думаю. Но как жить не думая? «Я мыслю, следовательно, я существую!»