– А была надобность? – Она округлила глазки.
– Нет, но командир обязан знать возможности подопечных. Что еще умеешь?
– Немного в травах разбираюсь, могу раны заговаривать, боль снимать. Убивать раньше могла. Пожалуй, все.
– Прямо сокровище, а не… – Александр перешел на шепот, – девка.
– Ты меня хочешь? – насторожилась она, по-своему истолковав шепот начальника.
– Мало ли кто чего хочет, – пробурчал он себе под нос.
– Другие никаких прав на меня не имеют, а ты жизнь спас, от кикиморы избавил, в болотной жиже утонуть не дал…
«Если сейчас не остановится, я и вправду поверю, что имею все права на нее. Потом – на другую, третью. К чему это приведет? К гарему? Но мы ведь не басурмане».
– Я просто тебя похвалил, Лада, и никаких прав на тебя не имею. Ты хорошо справляешься с заданиями. Иди к Буяну, он выдаст новое поручение.
Лада побежала в деревню.
«Я действительно много чего хочу в этой жизни, – почувствовав жар на щеках, мысленно проворчал Еремеев. – У Радима губа не дура. Сразу глаз на нее положил, вот только Лада, по-моему, среди прочих его особо не выделяет. Как бы она с ролью отрока не свыклась. Девушки должны оставаться девушками, а я ее к разведке припряг. Сволочь – что еще про себя сказать могу? Причем первостатейная, и оправдания мне нет. Поэтому даже не буду оправдываться и оставлю все как есть. Лошадей ведь на переправе не меняют? Хотя о чем это я?»
Мотнув головой, словно пытаясь вытрясти оттуда лишние мысли, Александр направился к своему помощнику. Тому уже вытащили стрелу и перевязали ветошью руку.
«А ведь у них тут даже спирта нет! Чем они раны обеззараживают? Перетянули – и все?»
– Радим, тебе кровь-то остановили?
– Приложили какую-то травку измельченную. Сказали, должно помочь. Еще женщина что-то побормотала над плечом, и боль стихла. Жаль, мне двое суток нельзя на лошади скакать.
– Придумаем что-нибудь, – успокоил помощника командир.
«Придется парня здесь оставить. А мне – как можно быстрее к Никанору. – Александру сержант так и не назвал своего имени, но в пароле прозвучало именно это. – И еще в одно место заглянуть надо, все-таки пообещал умирающему. Не выполнить последнюю просьбу человека – грех, тем более он меня Еремеевым назвал».
– Данила-купец, не побрезгуешь в моем доме заночевать? – обратился к Александру староста. Он закончил раздавать распоряжения и подошел к дорогому гостю. – Заодно и про жизнь погуторим.
– Почему бы и нет? Сейчас своих пристрою, и к тебе.
– То наша забота – твоих людей разместить и накормить. Уж второй раз нас из беды лютой выручаешь. Неужто думаешь, мы не позаботимся о спасителях?
«Да, людям доверие оказывать нужно, а не стремиться всех проверять и перепроверять. Эдак никаких сил не хватит, а они еще точно понадобятся».
– Ты прав, Зван. Идем. Отправь кого-нибудь к Буяну, он должен знать, где командир.
– Уже отправил. Вой повел пленников в свою избу.
В доме старосты к их приходу накрыли стол. Похоже, Зван был на своем месте, он успевал везде.
Жена, две дочки и сын хозяина дома встретили гостя поклоном, Александру даже неудобно стало. Он ответил тем же. Здесь же оказались местный батюшка и мужчина, который справил купцу наплечную кобуру.
За стол сели только мужчины.
«Видать, серьезный разговор намечается, раз домочадцы отправились восвояси», – решил Еремеев.
– Угощайтесь, други, – произнес староста.
За неспешной трапезой обсудили дела крестьянские: постройку избы, добычу с лесных угодий… Лишь после того, как в доме появился Буян, заговорили о деле.
– Мы тут на сходе с людьми посовещались и решили тебя просить взять Троицкое в годовой наем.
– Это как? – Предложение стало для Александра полной неожиданностью.
– Батюшка, расскажи Даниле о праве найма обжитой земли с поселянами.
Мужчина в черной рясе отпил кваску и начал говорить:
– Закон этот не применялся со времен создания республики нашей, но его никто не отменял, и для наших бед он годен. А суть в том, что муж не из благородных может взять в наем на год поселение без церкви, ежели хозяин не объявлялся год, но проверенных вестей о его гибели и наследников нет. Городское вече вправе рассмотреть дело, если все жители поселения подпишут челобитную, а наниматель внесет взнос.
– И во сколько мне обойдется этот взнос? – спросил Еремеев.
– Когда закон составлялся, была большая нужда в боевых скакунах. Речь о пяти лошадях, – сообщил батюшка. – Они у нас теперь есть. В Смоленске у моих братьев из Белого храма знакомый стряпчий имеется, он даст ход делу да с нужными людьми переговорит. Церковь на вече челобитную поддержит. Дашь ли ты свое согласие, Данила-купец?
– А как же пан Тадеуш? Он ведь сам в вече состоит. Неужели противиться не станет? – высказал сомнения Александр.
– Он там один из многих. Станет против вещать, быстрее дело рассмотрят.