Альтер эво

– Фундаментально ошибочная мыслительная привычка, – сочувственно клекочет ворона. – Воспринимать себя как нечто исключительное. Как фигуру с переднего плана, в свете прожектора. Тогда как ты – просто массовка. Мой учитель говорил, что преодоление этого заблуждения – первый шаг к…

– Ты не мог бы улететь, а? – Майя резко встает со стула. – Будь так добр, пожалуйста. Спасибо.

– Ка-акк?

– Отвяжись от меня. Оставь в покое. У меня и без тебя в жизни такого дерьма полно. С горкой. Проваливай.

– Мне никак, – винится ворона Марк. – Прости. Меня постоянно сюда выносит. Я не могу работать. И ничего не могу поделать. Боюсь, что, пока я не получу здесь то, что ищу, я так и не смогу от тебя отцепиться. Это именно ты. Мне что-то нужно от тебя.

На несколько секунд Майя так и замирает, стоя, глядя сверху вниз на птицу на столешнице. Ветер играет с салфеткой на тарелке из-под бутерброда. Салфетка прижата горбушкой, но все равно это слабое движение, похоже, не может не привлекать внимание вороны, которая нет-нет да дернет головой в том направлении.

Потом на лице Майи медленно, как фотография на инстакарточке, проявляется темная улыбка.

– О. Смотри-ка. Так все-таки не все равно? Значит, прожектор-то все же на мне, да?

И она забирает пустую чашку и уходит с балкона, и запирает за собой дверь.

11

Марк не в силах ее ждать. Ему очень тяжело ждать, в этом-то теле. Неудобно и мучительно.

Но он ждет, сколько может.

Сначала он сидел и ждал на столике на балконе. Потом перепрыгнул-перелетел на кухонный подоконник – кухня была темна и пуста. Вернулся и попытался заглянуть в окно комнаты, но она задернула шторы. И не подошла к двери, даже когда он начал стучать клювом по порожку и чуть не расклевал его вдребезги.

Вот взяла и разобиделась, как мелкая девчонка. Он всего-то и сказал, что таких, как она, в этом мире по десять на пятак дают. Ну что за ребячливость, право слово.

Марк попрыгал по столу. Затем ему удалось взлететь, и даже безаварийно, над зданием, подняться через крышу: пришло в голову, что, возможно, у ее квартиры есть окна и на другой стороне. С крыши стало видно, что у серой квадратной постройки ни конца, ни края нет, – словно это какой-то бескрайний склад или там сборочный цех, уныло-однообразный, функциональный, кряжистый, – и обозленный Марк вернулся на столик. Понастроили хрени всякой.

Блин, ему уже очень-очень пора продемонстрировать нанимателю хоть какие-то результаты. Он, мать его, должен разгадать этот чертов ребус. А для этого ему нужна она! В этой истории она – как магнитный полюс, долбаный пуп земли. Его нацеливает на нее, точно стрелку компаса. Как она смеет вот так уходить, когда ему от нее что-то нужно?!

– Горбушечку-то для птички могла бы и размочить! – в бессильной ярости прокаркал Марк и тюкнул несчастную попку батона клювом так, что она вылетела за балконное ограждение.

В итоге он сдался, с раздраженным наслаждением покинул воронье тело и всплыл, и вновь оказался на скамейке в поместье Старкова. Над заливом густились сумерки, и делалось, ей-богу, удивительно оттого, что никто до сих пор не пришел полюбопытствовать, какого нечистого он тут забыл и не желает ли отвалить подобру-поздорову.

По дороге домой Марк решил выжать из «кингфишера» все и сам поразился тому, насколько это успокаивало. Кар был не новый, и в чем-то это чувствовалось, но по дорожному полотну скользил бритвой, а за повороты цеплялся, будто приклеенный. Неожиданно для себя Марк подумал, что вполне понимает удовольствие владеть подобной игрушкой. Пусть даже он достаточно развит духовно, чтобы не привязываться к подобным глупостям, и живет в городе, и там она на фиг не нужна, и в его распоряжении имеются куда более достойные и зрелые способы произвести на себя впечатление.

Марк описал очередную плавную дугу и тут же почувствовал, что кар больше не слушает управления.

Инстинктивно он судорожным движением надавил на тормоз. Задним числом понял, что тормозить как раз было нельзя. Еще в голове у него промелькнуло, что кто-то, очевидно, отслеживает его перемещения. Третьей мыслью, которую успел подумать Марк, стали две, слившиеся воедино – «тормоза сдохли» и «мне конец».

«Кингфишер» плавно повело вправо. Одновременно с этим обороты стали падать. Кар аккуратно вписался в кривую и, сбавляя скорость, покатил к обочине, на которой стоял гротескно большой черный «Техас». Марк понял, что кар ведет кто угодно, только не он: должно быть, «Техас» был оснащен перехватывающим радиосигнал оборудованием (незаконно, громоздко, очень дорого). Его приземистый и юркий кар проехал вперед и встал метрах в десяти от хромированной черной громадины.

Сидя в каре, Марк глубоко подышал несколько секунд, а потом принялся отстегиваться. Уехать ему все равно не дадут, так почему бы не попытаться воздействовать на тех, кто сидит в «Техасе», словом.

В зеркале заднего вида он видел, как из уродливой черной махины выбирается человек. Очень высокий, широкоплечий человек. Прямо сказать – верзила. И – черт – конечно же, в тайтсах. А за спиной у него нарисовались еще двое.