Альтераты. Соль

— Хтыхи пышем! — рассыпая золотистые крошки, сообщила Светлана. Она ждала этого момента с самого утра — впечатлить сестру, когда та вернется из магазина. При появлении Марины она приосанилась, придвинулась ближе к «невесте» брата, всем видом изображая причастность. На столе перед ними лежали исписанные и исчерканные листы из блокнота, сотовый. Из динамиков плотным, густо окрашенным потоком лилась незнакомая Марине музыка. Мощный ритм, взрывной бас. «Под это еще и петь?», — мелькнуло в голове.

Девушка покосилась на дреды гостьи, мазнула взглядом по татуировке кровожадной паучихи на шее москвички, потом — на исчерканные листки, скептически хмыкнула:

— «Хтыхи пышем» — это, типа, «стихи пишем»? — Светка кивнула в ответ, дожевывая батон, потянулась за добавкой. Марина ловко шлепнула по руке. — И ты, что ли, пишешь?

— Да-а! Я целую строчку придумала, — сестра потянулась к одному из листков, продекламировала: «Напишут книги о тебе, тома любви, надежды».

Аня закусила губу, вспоминая что-то важное. Что-то, что словно птица сирин вертелось у самого уха. Что-то, что она никак не могла ухватить.

Включив минусовку с самого начала, она разложила перед собой исписанные страницы, размашисто собирая нужные фразы на чистый тетрадный лист.

Померкнет отблеск зари,
Погаснут свечи, остынут.
Все слова твои давно пусты,
Они мертвы, забыты.
Я словно призрак, тону в тиши,
Но все унёс ты, и ты вышел из игры.
Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты,
Солёный зной и хмурый ветер.
Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы,
Но хрупок лёд, и нет уж веры.

Девчонки притихли. Строки выпрыгивали из-под грифеля карандаша, разлетались черной россыпью.

Где-то снова начиналась гроза, томительно вторила сложной линии битов и гулкому эху басов из динамиков тонкого смартфона.

6

Доктор Страуме заехал на служебную стоянку, неторопливо, очень аккуратно припарковал машину в тени высокого ясеня. Привычно прислушался к мерному урчанию двигателя, сытому и довольному. Он подыгрывал настроению своего владельца, его день тоже обещал быть сытым и радостным.

Сегодня доктор Страуме планировал завершить начатое.

Сегодня в его жизни все изменится — он это чувствовал — безвозвратно.

Привычно извлек ключ из замка зажигания, взял синюю папку с документами с пассажирского сиденья, поправил воротник рубашки, коротко взглянув в отражение зеркала заднего вида. Распахнул дверь автомобиля.

В ту же секунду порыв холодного ветра бросил ему в лицо горсть мелкой дорожной пыли, песка и обрывки листвы.

Чертыхнулся про себя. Щурясь и пряча глаза за полупрозрачными стеклами солнцезащитных очков, вышел из машины. «Лето наступит в этом году или нет?» — он не помнил более отвратительного июня, чем этот.

На зубах скрипел, словно мел по оконному стеклу, песок, першило в горле. Но эти мелочи не испортят отличный день. Кофе, парочка соленых крекеров, и плотнее закрыть окна — отгородиться от ветра.

— Доброго дня, Илья, — дежурно поздоровался с охранником на проходной у служебного входа. Нервное сомнение сотрудника и смущенная бледность мерзким холодком окатили кожу на затылке. — Все в порядке?

Юноша отвел взгляд — дурной знак.

Доктор Страуме положил папку на стойку, снял очки.

— Я задал вопрос. Был бы благодарен, если бы вы ответили на него своевременно, — он чувствовал, как к горлу подкатывало раздражение.

Молодой охранник покрылся пятнами, малиновые прыщи на щеках побагровели. Психиатр уставился в его переносицу, сделал глубокий вдох.

— Андрис Александрович, шеф велел доложить вам, как придете, о несущественном нарушении дисциплины. Мой напарник сегодня ночью выпустил с территории пациента.

Андрис вздохнул устало:

— Это не страшно. У нас не режимный объект. Пациенты не заключенные. Хотя порядок и режим дня для всех один, — он взял в руки очки, потянулся за папкой.

— Дело не в этом, — поспешно добавил охранник, поймав на себе холодный взгляд. Мысль о том, что напарник наверняка лишится места, подгоняла: у Миши ипотека и двое детей, ему это место — как воздух. — Пациент не вернулся.

Андрис так и застыл с папкой в одной руке и очками — в другой. В пол-оборота повернулся к охраннику, процедил сквозь зубы:

— Дерьмово у вас со служебной дисциплиной. — Серые глаза главврача потемнели. — О каком пациенте идет речь?

— Анна Скворцова, главный корпус, — сердце охранника оборвалось под взглядом доктора Страуме. Главврач нахмурил брови, на переносице образовалась глубокая поперечная складка. Он дышал тяжело, едва сдерживая раздражение и досаду. В груди, рассыпаясь черными углями, расцветала ярость.

— Имя вашего напарника?

Илья понял, что дела — хуже некуда, прошептал:

— Миша Костенко.

— Пусть зайдет ко мне. И шеф ваш тоже… Хотя, нет. С ним я сам переговорю.

Схватив папку со стойки, доктор стремительно направился вглубь территории пансионата.

7