Альтернатива

— Я помог Тиссо стать главой его нации, отец Алоиз. Снеситесь с ним, и вы получите исчерпывающую информацию. То, что происходит в рейхе, наше внутреннее дело, и никому не дано судить нас: третейский суд — изобретение иудеев, распявших Христа. Однако вне рейха мы готовы не просто сотрудничать, но и поддерживать тех отцов церкви, которые прежде всего думают о судьбе своей нации, о судьбе своей паствы...

— Ваши предложения?

Веезенмайер достал портсигар и тут же — несколько даже испуганно — спрятал его в карман. Степинац заметил этот испуг в глазах Веезенмайера, и лицо его смягчилось.

— Вы ставите вопросы как политик, отец Алоиз.

— Но я же говорю с политиком.

— Вы говорите с дипломатом. Дипломаты взрыхляют почву, а уж семена бросают политики.

— Мне казалось, что почву взрыхляют разведчики, семена бросают дипломаты, а плоды пожинают политики.

— Отец Алоиз, смени вы служение делу господа на служение делам мирским, вы стали бы лидером будущей Хорватии.

— Разве можно сравнить меры значимости светской и духовной?

— Можно, — уверенно ответил Веезенмайер, — можно, отец Алоиз. В наше время светское лидерство хочет быть — и сплошь и рядом становится — единственным владыкой не только над телами, но и над душами подданных. И это может случиться здесь. В Загребе. В самое ближайшее время.

— Война начнется шестого?

Чуть поколебавшись, Веезенмайер ответил:

— Да.

— Кто же станет светским лидером новой Хорватии? Павелич?

— Может быть.

— Павелич, — повторил Степинац. — Больше некому. И потом, этот пост ему уже сулил дуче.

«Вот почему Риббентроп бьется задом об асфальт, — понял Веезенмайер. — Поп получил информацию из Италии, в этом разгадка ярости Риббентропа. Те пронюхали о моей миссии».

— Вот видите, — продолжил Веезенмайер, давая понять, что ему известен не только сам факт, но и подробности, — вот видите, отец Алоиз. А Павелич — не тот человек, который захочет делить лидерство с кем бы то ни было.

— «Разделяй и властвуй»? — задумчиво произнес Степинац. — Вы решили следовать заповеди нашего духовного отца? Что ж, если у меня возникнут какие-то сложности, я не премину обратиться к вам за дружеским советом.

— Я не вправе давать вам какие бы то ни было советы, отец Алоиз. Давайте уговоримся, если у вас возникнут любые трудности, самые, казалось бы, пустяковые, вы потребуете от нас помощи. И помощь будет оказана вам немедленная и всесторонняя.

— Вы вправе заключить со мной такой договор?

— Да.

— Кто вас уполномочил на это?

— Фюрер.

Веезенмайер лгал, но он понял, что иначе ответить нельзя. Он чувствовал, он ощущал всем существом своим, что сейчас может завоевать победу, оборачивая поражение Риббентропа своим, Веезенмайера, триумфом. Фюрера не интересуют мелочи, связанные с возней дипломатов и разведчиков. Его интересует главный вопрос: как в Хорватии встретят армию? Армию встретит Степинац. Он благословит приход тех, кто гарантирует возвращение в лоно католичества всех заблудших сынов Христовых, проданных в православную дикость.

— Ну что ж, — сказал Степинац, — я рад, что имел возможность поговорить с вами. Меня, впрочем, удивляло то, что вы, уделяя так много часов беседам с Мачеком, Шубашичем и людьми Анте, не нашли возможным повидаться со мной. Я понимаю, почему вы пришли сейчас.

— В таком случае позвольте договорить всю правду.

— Пожалуйста.

— Я бы очень хотел, чтобы лично вы приветствовали молебном вход германских войск в Загреб.

— Этот акт не вызовет трений между Берлином и Римом?

— Если бы этого акта не было, тогда, бесспорно, я могу допустить возможность определенного рода трений. Я могу допустить также возможность нажима со стороны новой светской власти на епископство. Однако, если с самого начала будут поставлены точки над «i», Риму придется принять случившееся, ибо за вами, отец Алоиз, будут две силы: Ватикан и Берлин. Две силы всегда лучше, чем одна, не так ли?

— Ваши войска будут стоять в Хорватии?

— В той или иной форме — да.

— Ваши войска смогут гарантировать безопасность отцов церкви от злодейства сербских фанатиков?

— Мы окажем вам любую помощь, отец Алоиз.

— У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

— Я хочу поблагодарить вас за любезное согласие принять ме...

— Спокойной ночи, — и Степинац первым поднялся с жесткого кресла, — желаю вам доброго пути и всяческих благ.

Вернувшись в генеральное консульство, Веезенмайер, не ответив на недоуменный взгляд Фрейндта, быстро, чуть не бегом, поднялся к шифровальщикам и продиктовал телеграмму в Берлин.