Альтернатива для дураков

– Не пугай, – посоветовал Счастливчик, пока полковник его тщательно обыскивал, – лучше поехали. И скажи мне наконец, какой именно сейф я буду брать?

Полковник закончил обыск и усмехнулся.

– Нет, – сказал он, – еще рано. Я тебя знаю. Ты у нас можешь что угодно выкинуть. Про сейф я скажу тебе только в самый последний момент. Ты меня понял, Счастливчик, только в самый последний, когда мы поедем на дело.

– Я же должен подготовиться, – пробормотал вор, – а если там нестандартная система сигнализации? Или появится охрана? Что тогда я буду делать?

– Это уже мои проблемы, – зло сказал Тарасов, – твоя задача открыть сейф. И снова его закрыть. И не нужно меня злить, Счастливчик. У нас впереди еще длинный день и длинная ночь.

После этого в салоне наступило молчание. Они ехали довольно долго, минут сорок, пока наконец полковник не свернул в старенький двор обычного пятиэтажного дома.

– Она здесь, – сказал он, показывая на дом.

Он внимательно следил за лицом Счастливчика, но оно оставалось бесстрастным. Они вышли из машины, и Счастливчик молча последовал за полковником. Когда они вошли в подъезд, полковник вдруг достал пистолет и приставил ствол ко лбу Счастливчика, больно вдавливая его дуло.

– Если ты попытаешься сегодня меня обмануть, – прохрипел полковник, – я тебя по стене размажу. Убью и тебя, и ее.

Счастливчик поднял руку и осторожно отвел дуло. Потом холодно сказал:

– У тебя сдают нервы, полковник. Бром пить надо перед сном. Пошли быстрее, и кончай махать своей игрушкой, как ребенок.

Тарасов убрал пистолет и повелительно кивнул ему:

– Иди первым. Они на четвертом этаже.

– Это я уже понял, – серьезно сказал Счастливчик, – обратил внимание на оконные решетки. Настоящая тюрьма.

– Умный ты, Счастливчик, – недобро сощурился полковник, – просто настоящий профессор.

Они поднялись на четвертый этаж и оказались перед стальной дверью. Полковник позвонил в дверь. Три коротких звонка, потом один длинный. И один короткий. Было слышно, как сначала открылась одна дверь в квартире, потом вторая, стальная. Когда обе двери открылись, оказалось, что они обе стальные. В проходе стоял лысоватый мужчина с пистолетом под мышкой. В коридоре показался еще один, с автоматом в руках.

– Все в порядке, – мягко произнес Тарасов, входя в квартиру. За ним вошел Счастливчик, и дверь сразу же закрылась.

Квартира была небольшая, стандартная трехкомнатная. Оба охранника смотрели, как они проходят по коридору, входя в третью комнату. Там на диване сидела Катя, испуганно смотревшая прямо перед собой. Напротив нее сидел молодой человек, читавший газету. Рядом с ним на столике лежал пистолет. Увидев вошедших, он поднялся из кресла, убирая пистолет в кобуру, укрепленную под мышкой.

– Можешь выйти, – разрешил полковник.

Молодой человек вышел из комнаты, оставив газету на столике. Полковник сел в его кресло и поднял ту же газету, словно давая понять, что не будет мешать их разговору. Счастливчик шагнул к Кате.

– Тебя освободили, – он не спросил. Он просто констатировал факт.

Она, улыбаясь, кивнула, все еще не решаясь подняться с дивана в присутствии постороннего и подойти к Счастливчику. Она ничего не понимала. Ни почему ее арестовали, подбросив этот непонятный наркотик. Ни тем более почему ее отпустили, так и не спросив ничего про найденный в ее доме товар. Теперь она сидела на диване и со смешанным чувством надежды и страха смотрела, как Счастливчик подходит к ней.

– Здравствуй, – сказал он самым обычным голосом, словно ничего и не произошло.

Она поднялась с дивана, глядя на него непонимающими глазами. Сидевший в комнате незнакомец пугал ее сильнее, чем соседки по камере. Ей казалось, что она уже видела этого человека, который приходил вместе с другими к ней на квартиру, когда там совершенно неожиданно нашли наркотики.

– Меня освободили, – сказала она, с трудом сдерживая слезы.

– Я же тебе говорил, – кивнул Счастливчик.

Она все-таки не выдержала и с плачем кинулась к нему. Она плакала тихо, беззвучно, научившись подобному плачу в тюремной камере, где громкое выражение своего горя вызывало только насмешки и упреки сокамерниц.

Счастливчик сурово взглянул на полковника. Но тот поднял на него равнодушные, ничего не выражающие глаза и снова уткнулся в газету. Его не трогало горе молодой женщины. Ему было абсолютно все равно, как именно чувствовала себя Сорокина в тюрьме. С таким же равнодушным видом он мог принять решение и о ликвидации стоявшей перед ним пары. Полковник слишком огрубел на своей работе, привыкнув за много лет к боли, крови, слезам.

Но Счастливчик глядел на него таким долгим и презрительным взглядом, что, если бы полковник еще на мгновение поднял свои глаза, он бы наверняка все почувствовал. Но он продолжал читать газету или делал вид, что читает ее, и его не интересовали укоризненные взгляды вора, которые тот бросал на него.

– Они сказали, что меня отпускают условно, – всхлипывала Катя.

– Все в порядке, – он бережно гладил ее волосы, – все уже хорошо. Можешь не беспокоиться. Все нормально.