Звягинцев посмотрел на нас всех. Словно спрашивая себя, можно ли нам доверять. А потом наконец сказал:
– У нас, ребята, не только смерть наших товарищей. И не только это дело. У нас все гораздо хуже. Среди нас оказался сука, который выдает все наши действия.
Вот на этот раз мы не выдержали. Загалдели, зашумели, закричали все разом. А потом так же разом успокоились, глядя друг на друга. Мерзкое это чувство, подлое. Подозревать самых близких товарищей, которые твою спину прикрывают, когда ты на бандитов идешь. Мы сидели и смотрели друг на друга. И мне почему-то казалось, что больше всего смотрят на меня. Но, может, это мне только казалось и у других были похожие чувства.
– Кто? – спросил Сергей Хонинов.
Михалыч молчал.
– Он просто уйдет из нашей группы, – предложил Хонинов, – мы его не тронем и ничего не скажем. Пусть прямо сейчас встанет и уйдет, пока его не назвали. – У всех были немного виноватые лица. Но все остались сидеть. Подполковник Звягинцев, капитан Хонинов, капитан Петрашку, старший лейтенант Маслаков, старший лейтенант Дятлов, лейтенант Бессонов и лейтенант Аракелов. Кто из них предатель? Я себя, конечно, не считаю, я знаю, что я не Иуда. Но кто-то из них. Я с ними работаю уже столько лет. Участвовал в стольких операциях. Неужели кто-то из них может предать?
Видимо, так считали и все остальные. Но все молчали. И тогда подполковник сказал:
– Я очень хотел бы ошибиться. О фотографиях знали только мы. Сегодня, когда я докладывал генералу Панкратову, я ничего не сказал ему о них. Он сам спросил насчет фотографий. А у него в кабинете сидел заместитель министра, который и сообщил ему про фотографии.
Такого никто не ожидал.
– Поэтому теперь мы будем действовать по-другому, – продолжил подполковник, – три человека поедут на встречу с Шурыгиным. А остальные будут сидеть в этой комнате и не выходить, пока мы не вернемся. Только так мы можем гарантировать, что никто не узнает о том, что мы едем к Шурыгину, если не предупредили раньше. На этот раз все посмотрели на Петрашку. Он разозлился.
– Мы были все вместе, – прохрипел он, – никто не выходил из комнаты и никуда не звонил.
– Очень хорошо, – кивнул Михалыч, – значит, у нас есть гарантии. И мы можем ехать к Шурыгину. Кто поедет?
– Выбирайте вы, командир, – рассудительно сказал Петрашку.
– Поедут трое. Я, Петрашку и… – он помолчал. В какой-то мере любая названная фамилия служила маленькой гарантией непричастности. И он назвал мою фамилию. – Шувалов единственный среди нас, чье отсутствие не зависело от него. Это я послал его провожать журналистку. У остальных такое время было. У всех.
– Тогда почему вы выбрали Иона? – не удержался Хонинов.
– Мне нужен кто-нибудь, кто сумеет набить морду Шурыгину, если он будет артачиться, а лучше Петрашку этого никто не сделает. Никуда не выходить, – продолжал Михалыч, – даже если захотите в туалет, делайте все в банки. Или в ту вазу. Но гарантируйте мне молчание, пока я не достану Шурыгина. Может, это наш последний шанс.
В этот момент опять зазвонил проклятый телефон. Я уже начинаю его бояться. Все смотрели на телефон, не решаясь взять трубку.
– Возьмите трубку, – разрешил Михалыч, и Дятлов поднял трубку.
– Да, – сказал он деревянным голосом. Потом, выслушав говорившего, сообщил: – Это из больницы, кто-то дважды звонил, интересовался здоровьем раненого.
– Черт возьми, – нахмурился Михалыч, – мы забыли об этом раненом. Мы заедем в больницу, – он повернулся, чтобы первым выйти из кабинета.
– Товарищ подполковник, – окликнул его Хонинов. Тот обернулся. – Насчет ваз вы серьезны сказали или нам все-таки можно ходить по двое в туалет?
Вот тогда мы все и рассмеялись. И втроем вышли. Еще даже не подозревая, что уже через час одного из нас не будет в живых.
Глава 19
Они сели в «Волгу», и Звягинцев приказал Шувалову ехать в больницу. Доехав туда через полчаса, подполковник уже собирался выходить из машины вместе с Петрашку, когда Шувалов вдруг попросил:
– Не оставляйте меня одного, возьмите с собой. Вдруг что-нибудь случится, вы будете думать, что это я.
Звягинцев кивнул головой, разрешая Шувалову следовать за ними.
У палаты дежурил сотрудник уголовного розыска, читавший газету. Он равнодушно смотрел на проходивших мимо людей. Увидев Звягинцева, он вскочил.
– Товарищ подполковник, согласно вашему распоряжению здесь установлен пост, – доложил он.
– Очень хорошо, – кивнул подполковник, – только почему ты один?
– Отозвали, – виновато сказал сотрудник, – там решили: слишком большая честь, чтобы бандитов охраняли двое наших сотрудников.
– Они решили, – покачал головой Звягинцев, входя в палату. Больной лежал под капельницей. Небритое лицо, угрюмый взгляд, свалявшиеся волосы, перебинтованная нога. Подполковника он встретил мрачным взглядом.
– Добрый вечер, – поздоровался Звягинцев, усаживаясь на стуле, – как ты себя чувствуешь? – Раненый молчал, отвернувшись.
– Не хочешь разговаривать, – усмехнулся подполковник, – ну и напрасно. Мы, между прочим, тебе жизнь спасли. Могли оставить тебя истекать кровью, а ты ваньку валяешь, в молчанку играешь.
Раненый скривил лицо.