Подъехав к нашему министерству, я нашел телефон-автомат и позвонил по уже известному мне номеру. И попросил позвать того самого офицера Решко, который мне был нужен. Дежурный спросил, кто говорит, и я, подумав, назвался именем полковника Баркова. Ведь они обязаны знать друг друга. Почти сразу Решко подошел к телефону.
– Слушаю вас, товарищ полковник, – сказал он очень предупредительно.
– Меня прислал Барков с пакетом, – быстро сказал я, – он меня предупредил, чтобы я не входил в министерство.
– Я понимаю, – ответил мне этот тип.
– Если можно, выйдите ко мне, и я передам вам пакет.
– Сейчас спущусь, – быстро сказал Решко.
Сработала. Сработала моя уловка.
Я спрятался в каком-то подъезде и ждал, засунув обе руки в карманы. Наконец показался идущий ко мне офицер. Я вышел к нему.
– Что у вас за пакет? – спросил он.
Я показал ему пистолет.
– Если шевельнешься, сука, я тебя пристрелю, – пообещал я, и он по моим глазам понял, что терять мне нечего.
– Что вам надо? – нервно спросил он.
– Ты звонил вчера журналистке и приглашал ее зайти к Горохову, чтобы принять участие в операции. Верно?
– Кто вы такой?
– Я тебя спрашиваю, верно?
– Вы Шувалов, – узнал он меня наконец, в ужасе глядя на мое лицо, – вы Никита Шувалов? Разве вы еще живы?
– С того света явился, – деловито сказал я, – ты не ответил на мой вопрос. Откуда ты знал в десять часов, что произойдет ночью, если Метелина позвонила только в одиннадцать, а мы выехали в два часа ночи? Говори, стервец, иначе я пристрелю тебя здесь, рядом с министерством.
И опять он понял, что я его не обманываю.
– Мне приказали, мне приказали, – залепетал он, оглядываясь по сторонам, – мне приказали ей позвонить.
– Кто приказал?
– Мне приказали, – повторял он, как заведенный.
Я достал пистолет и легко ударил его в лицо, чтобы привести в чувство.
– Имя? Ну, имя?
– Александр Никитич, – выдавил он.
– Откуда он узнал об этой операции, кто с вами связывался?
Он снова огляделся по сторонам.
– Скажи имя, сволочь! – на этот раз я ударил его сильнее, и он упал.
На нас уже смотрели прохожие. Я наклонился над ним.
– Скажи имя.
Он трясся всем телом и беззвучно плакал. Он был красивый, но какой-то женоподобный. Я даже подумал, что он гомосексуалист, настолько красивым и женственным было его лицо и тонкие губы.
– Кто тебе передавал приказы для Александра Никитича? Кто был с вами связан? Скажи мне имя?
– Барков. Полковник Барков, – выдавил он и, упав на землю, заплакал еще сильнее.
Женщина-дворник, остановившись, смотрела на нас, ничего не понимая. Я ударил его ногой еще сильнее. Я начал избивать эту гниду, пока не услышал, как кричат люди, и не увидел бегущих к нам сотрудников милиции. Представляю, какое это было зрелище: мужчина в грязной куртке с безумным лицом избивает холеного офицера милиции, сотрудника Министерства внутренних дел, помощника первого заместителя министра. Вообще странно, что они в меня еще не стреляли.
– Кто работает на вас в нашей группе? – закричал я. – Говори. У тебя одна секунда.
Я видел, как приближалось сразу пять человек.
– Не знаю, – поднял он руки, словно защищаясь от угрозы, – не знаю. Мы подслушивали все ваши разговоры. Мы приказали не давать вам ни с кем разговаривать, кроме нашего человека. Но его имени я не знаю. Клянусь, я не знаю.
Люди были совсем близко. Я повернулся и побежал. За углом стояла машина, с водителем которой я договорился за баснословную сумму в триста долларов ждать меня ровно столько, сколько нужно. И не обращать внимания на любые крики и даже выстрелы. Пришлось даже показать ему свое удостоверение, объяснив, что мы проводим специальную операцию.
– Быстро, – крикнул я ему, вваливаясь в машину, – на Петровку. Только очень быстро.
«Они не давали нам говорить, не давали говорить», – сверлило у меня в голове.
Машина неслась на Петровку. Теперь я знал, что должен делать. Мне нужно было уточнить только одну деталь. Но я уже начал обо всем догадываться. Однако для начала я должен был прорваться к себе.
– Не тормози, – сказал я водителю «Волги», – пойдешь на таран, ломай ворота и въезжай во двор.
– Ты что, шеф? – испугался он. – Здесь же милиция, какие ворота? Как хочешь, а на такое я не согласен.
– Остановишь рядом, черт с тобой, – крикнул я, бросая ему деньги.
Мы подъехали ровно в пять сорок утра. Я выскочил из машины. Странно, что вокруг столько людей с автоматами, но никто не стрелял. На земле была кровь и осколки стекла. Виднелись простреленные пулями окна и двери. Что здесь произошло ночью? Неужели кто-то решился устроить нападение, зная, что здесь несколько сот вооруженных людей?
Я вбежал в дежурку, показывая удостоверение, и успел услышать, как за спиной дежурный счастливо кричал в трубку:
– Никита Шувалов вернулся.
Я бежал по коридору. «Не давали говорить, не давали говорить», – сверлило у меня в голове. В нашей комнате никого не было. Я увидел какого-то знакомого офицера.
– Где наши?
– У Горохова, – сказал он.
Я бросился туда. «Не давали говорить, не давали говорить».