Альтерверс

— Живу, как живу. Работаю. Много. Иногда попадаются интересные дела с длительными командировками. Правда в последнее время я старался брать таких всё меньше, чтобы больше времени проводить с семьёй. Раньше я думал, что всё это важно, а сейчас понимаю, что работа — это всего лишь работа. И какая бы она потрясающая не была — она не стоит того, чтобы не уделять времени близким.

— Почему-то мне кажется, что отец с тобой не согласился бы.

— О, да… — рассмеялся оперативник, — Но он живёт своей жизнью, а я — своей. В конце концов могу ли я его осуждать за те или иные решения?

— Судить вообще не прерогатива человека. Потому и не суди меня. У меня есть причины делать то, что я делаю. Я потерял всё из-за этой чёртовой службы. Друзей, любовь. Чёрт! Да я самого себя потерял. И каждый раз, когда я прихожу в чужой мир и отрубаю голову этой гидры, я на самом деле спасаю таких как ты. Просто представь себе: Раскалова нет. Службу распускают. Желающие работать дальше отправляются в другую контору, где на первом месте человек, а не бабки. Те, кто не хочет… Им не устраивают аварию или что-то подобное. Они становятся теми, кем хотят быть. Писателями, учителями, врачами. У нас у всех есть право на жизнь вне СКВП. А у тебя это право отобрали.

— Дай угадаю: те, кто хочет работать дальше уходят в твою контору?

— Да. А что в этом такого? Я даю им шанс не только заниматься любимым делом, но и жить.

— А ты не задумывался, что лично меня всё устраивает? Что я живу так, как я хочу. Я понимаю все плюсы и минусы службы, понимаю куда мне расти, что делать. Мне это нравится. И что таких людей как я много.

— Это будет ровно до того момента, пока служба не поставит тебя перед выбором: СКВП или твоя жизнь.

— Я уже стоял перед выбором и не раз. И, кстати, благодаря правильному для себя выбору я сумел добиться каких-то высот, расположения. Да, в конце концов, я живу с той, с кем хочу благодаря правильному выбору! Ты же приходишь в мою жизнь, чего делать не имеешь права и разрушаешь её.

— Ты наивен. Наверное и я таким был.

— Я не наивен. Я противник насильственных изменений. Чтобы с тобой произошло, если бы ты узнал, что ты не принимаешь решения сам?

— Забавно, иногда мне кажется, что это чья-то злая шутка. Что на самом деле я ничего не решаю, а иду по какому-то пути, потому что так этого хочет кто-то другой.

— Тогда зачем ты принимаешь решение за других? Наш мир не идеален и никогда им не будет. Мы видели много миров. Разных. Странных. И мы лезли в их строй ровно настолько, насколько нам позволено. Согласно уставу, согласно правилам…

— Да все эти правила и все эти уставы, они существуют только ради выгоды одного человека. Одного. Как же ты этого не понимаешь?!

— Слушай, Раскалов не дьявол во плоти. Он сложный мужик, это бесспорно, но как не быть таким, когда ты руководишь нашей конторой?

— Вот именно. Ты даже представления не имеешь о том, что есть другой метод. Я его активно использую. И, не поверишь — все счастливы.

— Даже те, кто попали к нам в плен?

— Да. Потому что хотя бы какое-то время они пожили нормальной жизнью.

— А что такое это мифическое «нормальная жизнь»? И кто дал право тебе определять что есть нормально, а что нет? В моём понимании я живу нормальной жизнью. Кашалотов живёт нормальной жизнью. Отец. Лиза. Егор. Эля…

— Кто?! — услышанное имя Элины ножом пронеслось по сердцу Матвея.

— Эля. Моя жена. Мы встретились в одном из объектов, в месте, под названием…

— …Просветление.

— Значит и ты там был.

Матвей поднялся и бросил полный ненависти взгляд на дубликата. Его дубликату удалось сделать то, чего не смог бывший оперативник.

Он спас её.

8

В НИИ на Профсоюзной улице во всю бурлила работа. Аналитики СКВП бегали от кабинета к кабинету подсовывая Кашалотову и Раскалову ненужные сценарии, за что моментально ловили их гнев. Марченко сидел закинув ногу на ногу, бесцеремонно закуривая новую сигарету из своего позолоченного портсигара. Анатолий Эдуардович ходил по кабинету что-то бормотав себе под нос, изредка останавливался, смотрел на карту и продолжал хождение дальше. Кашалотов полностью перешёл на нецензурный русский язык. Времени оставалось всё меньше, а план как им достать обоих Матвеев Фёдоровых никак не хотел вырисовываться.

— Слишком много рисков, — говорил Раскалов, — слишком много рисков.

— Мы не могли давать таких гарантий, — кричал Кашалотов на абсолютно спокойного Марченко, — чем ты думал, твою мать?!

— Игорь Сергеевич, я исходил из того, что имел в данный момент. Почему мы не можем спасти обоих?!

— Можем. Но если они уже мертвы?!

— Тогда придётся многое объяснять… — ответил Раскалов, — В любом случае оставлять дубликата нельзя. Слишком много рисков.

Дверь кабинета открылась, внутрь зашла легенда СКВП. Евгений Николаевич скинул летнюю шляпу на стол и сразу перешёл к делу:

— Какого чёрта, Толя?! Ты мне вообще не собирался говорить?!

— А где ты был?! — сказал тот, — Я тебя что, по всем объектам искать должен?!

— Ты прекрасно знал где я был и ровно в тот момент, когда мой сын исчез, тебе следовало мне сообщить!