Альтерверс

— Старче, — начал невысокого роста мужчина с низким голосом, — я тебя уважаю. Как и каждого в Просветлении. Помню я разное. Давайте, товарищи, обратимся к истории? Декаду назад привели мы Мишку-разбойника. Разбойником-то напомнить почему прозвали? Он заверял нас, что готов следовать по пути. Готов жить с нами по нашим канонам, помогать, оберегать, а сам что? Хотел сместить Старшего! Покушался на самое дорогое — жизнь! А три года назад? Напомнить вам о Ромке? Тоже всё хорошо начиналось. Приютили, едой делились, выходили. А он обрюхатил Линку, да вспоминай как звали. Дурак, вместо того, чтобы откуда пришёл пойти, отправился к Москве, да и не стало его, поди. Нас очень мало, товарищи. И мне хочется верить, что братья будут служить Просветлению верой и правдой. Но вы, товарищи, знаете меня. Чуйка у меня работает как часы. Всегда её я слушаю. И вам советую. Не имею я ничего личного против вас, ребята, но чуйка мне подсказывает, что пострадаем мы, если вы здесь останетесь. Я говорю: нелюбо.

Жители стали переглядываться. Матвей почувствовал, как капля пота стекла от виска по щеке.

— Ну что же… — протянул Старший, — Двое «за» и двое «против». В таком редком случае я, как Старче, могу использовать свой голос. И голос мой будет решающим.

Пожилой мужчина наклонился чуть вперёд, нахмурил мохнатые брови и пристально осмотрел сначала Матвея, а затем Егора. Глаза Старшего, были сильно уставшими.

Немного помолчав, он, не без труда, поднялся.

— Я говорю: любо!

Элина с облегчением выдохнула. Матвей посмотрел на Егора, тот достал новую самокрутку и закурил.

— Егор и Матвей. Добро пожаловать в Просветление! Желаю вам следовать по истинному пути!

Толпа слова старшего встретила громкими овациями. Элина подбежала к Матвею и бросилась ему на шею. Он схватил её и закружил, а потом прикоснулся к её губам своими. Марченко посмотрел на них, усмехнулся и бросил окурок в костёр.

— А теперь, — громко объявил Старший, — танцы! Сегодня тёплая ночь, но она последняя тёплая перед холодами. Ешьте, пейте! Веселитесь!

Недалеко от площади заработал генератор. Несколько лампочек засветили тёплым жёлтым светом, в котором разноцветные ленты смотрелись особенно красиво. Один из жителей притащил старенький патефон и пластинки. Зазвучала весёлая музыка и Просветление закружилось в танце.

9

— О чём ты думаешь? — Элина гладила Матвея по груди своими тонкими, аккуратными пальчиками. Устроившись у него подмышкой на небольшом матраце она видела, что юношу что-то беспокоит.

— Перевариваю. — тихо сказал он, — Хороший вечер получился.

— Волшебный. Я испугалась, когда Игнат с Иваном проголосовали против.

— У них не было шанса нас узнать получше. Узнали бы — голосовали бы «за».

Она улыбнулась. Жёлтая луна подчёркивала её выразительные формы. Элина набрала воздух, чтобы что-то сказать, но вместо этого просто выдохнула.

— Что? — спросил Матвей и провёл рукой по её груди.

— Я хочу тебя спросить…

— Да?

— Расскажи мне… Как там? Откуда ты пришёл. Ты говорил о детстве, маме… Но никогда не рассказывал какого жить там?

Матвей качнул головой.

— Да как там? Бункер. Ржавые стены. Людей немного, но все они словно охвачены погоней сам не знаю за чем. Кто-то хочет владеть всеми продуктами, кто-то фильтрами для воды, кто-то женщинами. Но при этом каждый думает только о себе. Знаешь, есть старый анекдот?

— Какой?

— Однажды мужик поймал золотую рыбку. Она ему говорит: Я выполню любое твоё желание, но имей ввиду, чтобы ты не попросил у твоего соседа будет в два раза больше. Мужик подумал и сказал: вырви мне глаз.

Элина не рассмеялась. Только улыбнулась уголком рта.

— То есть у вас там желали зла ближнему?

— Не совсем. Но завидовали. Кто-то белой завистью, кто-то чёрной, но завидуют все.

— Как можно завидовать белой завистью? — спросила девушка, — Ведь можно же просто порадоваться!

— Радоваться у нас не умеют. Люди в нашем бункере несчастливые. Не несчастны, а именно несчастливые. Они сами выбрали такими быть. Разучились радоваться мелочам, а стали принимать их как должное. Например, вода. Это же такое счастье, когда есть чистая вода. А они её делят. Хотели даже ввести плату за использование.

Матвей вздохнул.

— А ещё, мы разучились мечтать. Все мечты стали какими-то материальными. Вместо того, чтобы мечтать о хорошей погоде или здоровье, все мечтают о вещах, которые со временем им станут не нужны.

— Мечтать — здорово. — Элина задрала ножку вверх так, чтобы пальчиком закрыть луну, а потом хлопнула ей по матрацу, — Знаешь о чём мечтаю я?

— О чём? — он посмотрел в её голубые глаза, которые при лунном свете становились ещё выразительней.

— Я мечтаю посмотреть мир.

Матвей повернул голову к ней.

— Я ведь нигде не была, кроме Просветления. Да, я знаю, что выходить за стены опасно, но мне так хочется хотя бы одним глазком посмотреть что там… Как выглядит Москва? Ленинград? Париж…

— Хм… Я бы и сам хотел посмотреть на эти города, но вряд ли от них что-то осталось.

— Мне так не хочется в это верить. Иногда я думаю: зачем это было нужно?

— Что?