Альтруисты

В одиннадцатом классе французский у них вела тридцатилетняя Джоанна: у нее был сиплый голос и явные проблемы с границами. Казалось, она всю жизнь ждала наступления 70-х. Джоанна носила гетры и мини-юбки в клеточку, изображая, судя по всему, развратную школьницу; несколько лет спустя ее тихо уволили за растление несовершеннолетних – двое из парней, с которыми она спала, не сумели сохранить это в тайне. Франсин была заворожена умной и искушенной «француженкой». Джоанна готовила свою протеже к заветной поездке в Город Света. Следовало знать правила – но то были разумные, элегантные правила! Не дарить вино к ужину. Не надевать кроссовки на улицу. Каждый день покупать свежий хлеб. Франсин узнала, например, что ни в коем случае нельзя дарить хозяйке дома хризантемы – это символ смерти, и ими принято украшать могилы в День Всех Святых. А сколько еще ей предстояло узнать…

По французскому она, разумеется, получила высший балл и незадолго до выпускного решила, что будет изучать его в Норфолке, в Университете Уэллсли – подальше от дома и матери, которая жила с покойником (причем в прямом смысле этого слова) и потихоньку начинала сходить с ума: устраивала истерики и раздирала себе лицо.

– Ну зачем ты попрешься в такую даль? – однажды спросила ее мать, дрожащими руками поглаживая запекшуюся царапину на щеке. – Ты теперь лесбиянка?

– Нет, – ответила Франсин сквозь высокий воротник черной водолазки, который натянула до самого носа. – Там очень сильный французский.

– Неужто во всех остальных университетах между Дейтоном и Массачусетсом французский слабый?

– Это один из лучших вузов страны.

– Что же прикажешь делать, пока тебя нет?!

– Бекс еще два года пробудет здесь. И она, кстати, собиралась учиться в Огайо, помнишь?

– Реббека – глупышка. Она несерьезная. Не такая умница, как ты.

Франсин отвернулась:

– Извини.

– Обещай, что купишь себе новые наряды.

– А что не так с моими нарядами?

– Одно черное. Все черное! Почему? У тебя депрессия, что ли?

– Мам…

– Вот именно. Никакой депрессии. – Она вздрогнула, содрав корку с царапины. – Ты не имеешь права на депрессию, ясно? Слышишь меня? Не имеешь права!

Когда бабушка Руфь умерла, казалось, что только Франсин и расстроилась. Она рыдала неделю напролет – никогда еще ей не было так одиноко. Тем временем мама присвоила соседний дом и заговорила о незаконном строительстве перехода между двумя домами – чтобы получился один длинный. Никто не произносил речей, не устраивал поминок. Франсин поручили написать некролог, появившийся позднее на последней странице «Дейтон дейли ньюс»:

16 марта 1971 года, в четверг, на 74 году жизни, скончалась Руфь Кляйн, любимая мать, сестра и бабушка. Смерть наступила от естественных причин. По ней глубоко скорбят сестра, Миртл Кляйн (г. Колумбус), и сын, Дэвид Кляйн, а также его дочери, Франсин и Ребекка Кляйн (г. Дейтон).

– Слишком много запятых, – заявила миссис Кляйн, прочитав текст у нее из-за плеча. – Черт ногу сломит.

В целом Франсин не считала свое детство особо тяжелым или травматичным (сравнивать-то было не с чем), пока спустя несколько лет не начала всерьез изучать психологию. На выбор призвания повлияло, помимо прочего, знакомство со случайно забытой на столе маминой книгой «Игры, в которые играют люди».

Лето после школьного выпускного ознаменовалось двумя важными письмами. Сперва пришел опросник из Уэллсли: они подбирали для Франсин соседку по комнате в общежитии и спрашивали, когда она ложится и встает, где предпочитает готовиться к занятиям – у себя или в библиотеке, любит ли громко слушать музыку. Франсин пришла в растерянность. Как можно заранее узнать, какие привычки у тебя будут в университете? Как описать саму себя, если ты ничего о себе не знаешь? Она успела морально подготовиться, что будет изучать французский язык и культуру на Восточном побережье, но не ожидала, что ее будут учить жизни.

Один вопрос особенно ее беспокоил. Вы курите? Строго говоря, да, Франсин была курильщицей – но не всю жизнь, а только пару лет. Она не курила гораздо дольше, чем курила, и начала делать это только потому, что заинтересовалась французским. Ей было неприятно называть себя курильщицей. Она – франкофил, поэтому и курит. Кроме того, не хватало еще, чтобы мать нашла опросник и принялась третировать ее из-за сигарет. (Миссис Кляйн очень переживала, что табачные токсины могут испортить ее шедевры.) Словом, Франсин ответила «НЕТ». Она не курит.

Второе письмо пришло через месяц – оно было от Мэри Руни, которую университет подобрал ей в соседки.

Дорогая Фрэн (можно так тебя называть?).