Альтруисты

Однако ипотека оказалась неподъемной. Без доходов Франсин кредит полностью лег на плечи Артура, занимавшего весьма шаткое положение в университете, руководство которого страдало жестокой идиосинкразией к бессрочным контрактам. В этом семестре ему дали два предмета – по пять тысяч долларов за курс. Артура терзала мысль, что все эти годы большую часть денег зарабатывала Франсин, хотя переехали они сюда ради его карьеры. Он задержал уже несколько выплат по кредиту. Банк, разумеется, не оставил сей факт без внимания и теперь забавлялся с ним, как десятилетний мальчишка забавляется с собственным пенисом: пытливо и с удовольствием.

Ни дня не проходило без мучительных раздумий – как же Франсин удалось втайне от семьи скопить такую сумму денег? Как она их заработала? Непостижимо… Но самое главное: почему она держала их в секрете? И для чего? На всякий пожарный? Или подумывала уйти? Он вновь и вновь перебирал в уме варианты ответов, но ни один из них его не устраивал.

Семье Альтер повезло: они вышли из кризиса 2008 года практически невредимыми. Но и семь лет спустя рынок недвижимости не восстановился: даже если бы Артур захотел, он не мог продать дом, так как потерял бы на этом большие деньги.

А главная беда была в том, что Артур не хотел его продавать. Он не мог позволить себе очередную неудачу. Он просто жил у Ульрики, пока дом стоял без дела и без жильцов: как памятник его поражению, навевающий мысли о покойной жене и грядущем лишении имущества.

Скучал ли он по детям? Вопрос был невыносим – все равно что смотреть на солнце широко открытыми глазами. Прямое нарушение законов физики. Да, он скучал по старой жизни, а дети были ее частью. Жена умерла. Дом вот-вот отберут. Кроме детей, у него ничего не осталось. Кроме детей – и их неожиданного наследства.

Ульрика не смогла сделать вдох и проснулась в испуге. Погладила постель.

– М-м… Артур? Иди сюда. Полежи со мной.

Он бросил в раковину грязную миску:

– Я ухожу.

– Куда?

– На заседание кафедры.

– В субботу?

– Да. Спи.

Ульрика вздохнула и положила голову на подушку.

Их интрижка длилась уже два с лишним года. Ее и интрижкой-то было не назвать: с тех пор, как Франсин умерла, Ульрика перестала быть «другой женщиной». Она стала его женщиной. Не другой. Артур понял, что их отношения перешли в разряд серьезных, когда начал ей врать.

Он выполз на территорию кампуса. Стояло ясное и свежее мартовское утро: в разреженном дэнфортском воздухе витали ароматы и аллергены. Вроде бы и не зима уже, но ветер все еще озорничал: набирал скорость, ворошил деревья. Рассеивал пыльцу и дрожал оконными стеклами. Природа гулко отзывалась где-то внутри, на молекулярном уровне. В такое утро даже не стыдно быть профессором. Приятно вспомнить, что твое призвание – искать красоту. Искать красоту и истину, а потом рисовать вокруг них границы. И жить припеваючи в этих стенах.

Артур прошел мимо кучки слэклайнеров и зашагал прямиком к главному кампусу и величавому Гринлиф-холлу. Нырнул внутрь, поднялся по обшарпанной лестнице в библиотеку африканистики и стал красться по длинным прямоугольникам цитрусово-желтого света, лившегося сквозь сводчатые окна над головой.

В залах царило элегантное запустение. Университет, обычно с фашистской беспощадностью следивший за порядком в своих владениях, почему-то позволил библиотеке африканистики прийти в почти полную негодность. Запах порчи витал меж стропилами, как будто кто-то заполз на потолочные балки и там умер. Этот специфический аромат, слабый вай-фай и отсутствие кафетерия сделали библиотеку непопулярным рабочим пространством, а уж в субботу она принадлежала практически одному Артуру. Ни коллег поблизости, ни студентов. Он втянул носом запах смерти – гнусный, конечно, но чего не стерпишь ради уединения.

Артур сел за длинный массивный стол и принялся писать.

Снаружи набирал силу ветер: он завывал на территории кампуса, со свистом пролетал мимо кабинетов деканов и замдеканов, ректоров и почетных профессоров. Шариковая ручка корчилась в его руке.

Он чувствовал себя ловеласом, эдаким пикапером, похабно свистящим вслед жизни, что проходит мимо в мини-юбке.

Дрожащими пальцами Артур сложил пополам два письма и спрятал их поглубже в карман.

Еще одним – и немалым – преимуществом библиотеки африканистики было то, что в ней хранился его успокаивающий предмет. (Так окрестила это Франсин. Ей нравилось выяснять, какие у ее пациентов и родственников успокаивающие предметы. Определять тотемы и фетиши – отлитые в пластике комплексы. Окрестила в шутку, но, как и все шутки, это на семьдесят процентов было правдой.) Артур поднялся и прошел в дальний конец зала.

Он приближался к нужному стеллажу как хищник перед прыжком, поглаживая пальцами книжные корешки. Кожаные, картонные, глянцевые и шероховатые, с простой печатью и тиснением. А вот и его единственная публикация. Когда Артура спрашивали, почему у него не вышло ни одного крупного научного труда, он отвечал, не раздумывая: миру уже хватает книг.