Альтруисты

Ульрика Блау была не просто его любовницей, но и, скорее всего, блестящим ученым. Удостовериться в этом Артур не мог, поскольку ничего не смыслил в истории и литературе Средних веков, однако резюме Ульрики, скачанное с сайта факультета, внушало уважение. Хотя в послужном списке значились лишь европейские издания, нетрудно было предположить, что журнал Mittelalterliche Geschichte[4] обладает высоким престижем. Ульрику любили студенты и коллеги: каждый встречный желал ей доброго утра. Ее ум и обаяние выводили отношения на новый уровень. Ульрика — не просто любовница, не какая-нибудь пустышка-вертихвостка, а женщина основательная, состоявшаяся.

И зачем же ей понадобился Артур?

Этот вопрос иногда приходил ему в голову. Ее ум, красота и подкованность, его плешка. Тридцать лет разницы в возрасте. Однажды ночью, мучаясь угрызениями совести и допивая шнапс из ее шкафчика, он спросил:

— Почему ты выбрала меня? А не какого-нибудь молодого, подающего надежды профессора?

— Только не надо напрашиваться на комплименты, — ответила Ульрика. — Я этого не люблю.

— Но меня-то ты любишь. И мне хочется знать почему.

— Это личное.

— Пожалуйста.

Она вздохнула:

— Если хочешь, расскажу тебе историю о юной немке, выросшей под Франкфуртом.

Артур поежился. Его член уже начал оттягивать трусы.

— Расскажи.

Ульрика кивнула. И начала. Она была застенчивым подростком — заучкой и изгоем. Ее единственная подруга Карин жила в небольшом домике рядом с Метцельпарком, на другом конце района Заксенхаузен-Зюд, и Ульрика почти каждый день ездила к ней в гости на велосипеде. Но как-то весной у ее подруги выросла грудь. Карин моментально обрела популярность, и Ульрика часами просиживала в одиночестве на ее крыльце — ждала, пока подруга нагуляется с новыми друзьями и вернется домой. Однажды вечером Ульрику увидел отец Карин; он пригласил ее в дом, спросил, что случилось, и она все рассказала; он внимательно ее слушал и был очень красив — крупные сильные руки, широкая грудь…

— Все, хватит!

Артур мгновенно скис. Его одолела ревность. Он вытряхнул эту историю из памяти, как собака отряхивается от воды.

— Ты была права. Ни к чему мне это знать.

Учитывая, что его жене недавно диагностировали рак груди, осень 2012-го могла быть намного хуже. (Артура бесконечно волновало здоровье Франсин, но еще больше он волновался за себя: что-то с ним будет после ее смерти? Ясно что: он не протянет и часа. Ульрика стала его запасным вариантом, желанным и необходимым в равной степени.) Интрижка настолько встряхнула и взбодрила Артура, что в его жизни начали происходить нежданные, неумышленные перемены. Во время лекций он стал позволять себе художественные отступления и высмеивать университет (к неописуемому восторгу студентов). Сплетни, конфликты, злые козни — оказалось, что все это куда больше интересует его учеников, чем крутящий момент и геометрия движения, причем даже закоренелых гиков, посещавших его лекции лично (хотя прямые трансляции можно было смотреть из любой точки, где работал университетский вай-фай). Артур стал больше общаться с детьми: по дороге к Ульрике или от нее у него было прекрасное настроение и он строчил им задорные эсэмэски.

Он превратился в идеального мужа, эдакого заботливого и чуткого медбрата. Одиночество больше его не страшило, и он сумел полностью посвятить себя жене.

Однако Франсин имела за плечами двадцатипятилетний опыт работы психотерапевтом, а с Артуром жила еще на десять лет дольше. Конечно, она обратила внимание на внезапную обеспокоенность мужа ее самочувствием, на то, как он часами просиживал в ее палате, как тактично беседовал с детьми о ее здоровье. Друзья тоже говорили, что никогда не замечали за ним подобной заботливости.

Она поняла: что-то здесь нечисто.

И решила обойтись без упреков — сразу перешла к делу.

— Я не хочу знать, как ее зовут, и тем более — сколько ей лет, — проговорила она, лежа в полуобморочном состоянии на своей койке в онкологическом отделении. Прозрачные трубки соединяли ее с мешочками на металлической стойке для капельниц. — И не надо ко мне подмазываться, пожалуйста. Позови Мэгги.

— Ты все неправильно поняла, — сказал Артур. — Я просто изменился! Разве я не мог измениться? Стать… ну, хорошим?

— Нет. Думаю, не мог.

Больнее всего Артура ужалила даже не правота Франсин, а то, насколько хорошо жена его знала, — верное свидетельство долговечности их отношений. Которыми он так запросто пренебрег.

Ему стало очень совестно. До ужаса стыдно. Франсин все знает, и теперь ему не загладить вину даже бесконечной заботой. Если раньше каждый час, проведенный в больнице «Барнс-Джуиш», каждая прочитанная страница руководств «Быть рядом» и «Итак, у вашей жены рак груди» помогали ему немного унять зуд совести, то теперь этот зуд усилился. Не в силах разорвать связь с Ульрикой, Артур пришел к выводу: нет, он не тот человек, который изменяет умирающей жене, — он человек, который просто не может перестать.