Альтруисты

Где-то в Индиане Чарли уснул. Итан подолгу косился на спящего друга (выяснилось, что он может не смотреть на дорогу по шесть секунд за раз), когда свет встречных фар выхватывал из темноты его лицо. Примерно в половине девятого вечера Итан свернул на 68-ю трассу и поехал на юг, в Йеллоу-спрингс, штат Огайо. Какое-то время он рулил в темноте по неприятно тихим жилым кварталам, но наконец дорога впереди вновь расширилась.

Итан свернул на парковку задрипанной, обшитой вагонкой пиццерии с броским указателем. Чарли решил не будить. Зашел в кафе, заказал четыре куска пиццы, два съел сам за столиком, а еще два прихватил с собой для друга. Когда они тронулись, Чарли разбудил запах теплого сыра.

— Это что? — спросил он.

— Для тебя.

— Ну ты даешь. — Чарли куснул пиццу. — Ого, клевая!

— Я заранее посмотрел, где лучше взять. Говорят, лучшая пицца в округе.

— Ты ради нее дал кругаля?

— Рад, что тебе понравилось.

— Да, но где ты про нее узнал?

— В интернете. Отзывы почитал.

— Обалдеть! Шаришь, чувак.

— Да? Спасибо. Приятно знать.

— Я вот не шарю. Вообще. — Чарли вытер рукой жирные губы.

— Да ладно!

— Серьезно! И никто в нашей семье не шарит. У нас много других достоинств, но звезд мы с неба не хватаем, это точно. Я уже давно понял.

Итан улыбнулся:

— Ты хорошо себя знаешь.

— А ты — нет?

— Нет.

— Почему?

— Ну… может, я и не хочу. Страшно же — заглядывать внутрь и видеть всю правду. Этим ты мне и нравишься. Ты просто заглядываешь в себя и сразу все про себя понимаешь.

— Многим это не по душе, — сказал Чарли. — Друзей у меня не слишком много. В универе почти никого. Здесь все хотят, чтобы я изменился, подстроился под их долбаные стере…

— Стереотипы.

— Во! Говорю же, шаришь. Поэтому я так люблю «Брандл пайнс». Там мне не надо подстраиваться, можно быть самим собой.

— Я этим грешу.

— Чем?

— Ну, пытаюсь подстраиваться. Под других.

— Ни фига подобного.

— Разве?

— Нет, ты вообще не такой.

Итан раздулся от гордости.

— Скажи честно: по-твоему, я тупой? — спросил Чарли. — Раз говорю, что ты шаришь, а я нет?

— Нет, — ответил Итан. — Ты чего? Даже близко не тупой. Мне бы и в голову не пришло… Нет. Я так не думаю. Честно.

Он покосился на свое отражение в зеркале заднего вида: его лицо то светлело, то темнело, когда их «сперо» проезжала сквозь пятна света от придорожных фонарей. Хотя путь Итана к физической привлекательности еще не был пройден до конца, не так давно ему сняли небный расширитель — оказалось, у него очень красивая, архитектурно выстроенная улыбка. Поры на лице сузились. Плечи стали шире, как будто все это время в тощем теле была заключена его увеличенная копия и эта копия наконец вылупилась.

Они поселились в южной части Питтсбурга, на первом этаже «Холидей инн экспресс». В номере было две двуспальные кровати. Итан бросил рюкзак на шершавый ковер и без сил рухнул в постель. Засыпал он под рассказ Чарли о телепередаче, где сыщики светили лампой черного света на стены и кровати гостиничных номеров и делали всякие мерзкие открытия.

Он очнулся на рассвете. Из соседнего номера доносился шелест включенного душа, а из столовой — аромат шипящих между двумя железными плитами вафель.

Итан открыл глаза. Чарли стоял рядом с его кроватью. В левой руке он стискивал запотевшую бутылку «Бад селект», а в правой — свой твердый член. И то и другое он предлагал Итану.

Питтсбург встретил их солнцем, которое три дня палило за окном отеля. Ребята почти не выбирались на улицу, целыми днями куражились в постели, спали и пили пиво. Затем повесили на дверь табличку «Не беспокоить»: номер стремительно и провокационно терял свежесть, но их это не волновало. Время от времени они выбирались на поиски пищи. Чарли трижды неправильно произнес слово pierogi^{23} (причем не подряд, а в ходе трех разных вылазок). Город не придирался и все им прощал. Мальчики, с которыми Итан спал до этого, были такие же неопытные и неуклюжие, как он сам. С Чарли дело обстояло иначе. Он вел его за собой. Итан решил, что это лучший уик-энд в его жизни. Увы, когда питтсбургские страсти поутихли и мальчики вернулись в Дэнфорт, Чарли совершенно остыл к другу: на лекциях садился как можно дальше от Итана, а после занятий наглухо запирал дверь в свою комнату. Итан потрясенно осознал, что сбылся его худший кошмар: он вновь остался один и на сей раз даже не понимал почему. А после зимних каникул Чарли вернулся в универ с новой подружкой и заявил Итану, что случившееся между ними — ерунда и «просто детская возня, как в лагере». Свою жизнь в Сент-Луисе он видит совсем иначе, а если Итан кому проболтается о той поездке, он его убьет.

Весна второго курса обернулась хаосом, порой рекордных потерь: потерей аппетита, потерей интереса к жизни, потерей сил… Итану постоянно казалось, что он вот-вот лишится чувств. В ушах навеки поселился какой-то пронзительный звон, а в грудь, казалось, установили расширитель, который постоянно и очень быстро расширялся. Во рту несколько недель подряд стоял вкус батареек.