Альтруисты

— Дай мне шанс. Прошу тебя. Там столько места. Прекрасные условия, не то что здесь. Очень уютно. Хороший район.

— Но моя жизнь — не здесь.

— А где?

— Везде! Берлин. Индиана. Я много где побывала.

— Не пора ли остепениться?

— Артур.

— Останься. Хотя бы ненадолго. Останься в Сент-Луисе. Тебе больше не придется жить в этой дыре. Больше никаких студентов, блюющих в коридоре. Будешь жить в настоящем доме на настоящей улице. Шуто-Плейс. Бывала там? Скорее всего, нет. А знаешь почему? Потому что это закрытый, охраняемый квартал, туда кого попало не пускают. Наш квартал!

— И дом принадлежит тебе?

— Да. Вроде того. Скоро он будет мой.

— Когда?

— После отъезда детей.

— Как так?

— Не забивай себе этим голову. Я все устрою. Обещаю.

— Даже не знаю.

— Подумай, сколько ты сэкономишь! Я знаю, как университет относится к своим сотрудникам. Переезжай ко мне — и тебе не придется платить за жилье ни гроша.

— Даже если я соглашусь, то не ради денег.

— Ну я же говорю: это бонус. Экономия — просто приятный бонус. Подумай об этом.

— Подумаю.

— Вот и славно. А теперь ешь семгу. Я же специально для тебя готовил.

На следующий день Артур впервые за много недель вернулся домой.

Его по-прежнему удивляло, что с 1996 года по 2013-й, год смерти Франсин, и потом еще несколько месяцев урывками, он жил здесь, здесь, в этом элегантном, самоуправляемом анклаве ученых, эстетов, переселенцев с Восточного побережья и людей, так или иначе связанных с университетом. На протяжении семнадцати лет его ноги ступали по мягким восточным коврам, а на ужин он лакомился кок-о-веном^{24} и запеченным картофелем фри марки «Ор-айда» (Франсин долго противилась этому сомнительному сочетанию, но в конечном итоге Артур победил). Семнадцать лет подряд он подолгу грелся в душе и ни разу не воспользовался одним полотенцем дважды (в крайнем случае он сперва прокручивал его в сушилке). О, комфорт! Лишь теперь, живя скромно и экономно — в соответствии со своими принципами, — Артур понял, насколько огромна была роль Франсин в создании этого комфорта. Два десятилетия подряд он пытался угодить и нашим, и вашим: ругал на чем свет стоит культуру потребления, но при этом с удовольствием пользовался материальными благами, которыми Франсин обеспечивала дом и семью. Без нее он бы не жил такой жизнью, не занимал бы этого дома.

Артур выключил двигатель и вышел на лужайку. Птичьи песни оглашали Шуто-Плейс. Он закрыл за собой дверь и зашагал по дорожке: ноги заново знакомились с особенностями ее топографии, с трещинками, колдобинками и прочими недоработками строителей. Артур замер над одуванчиками, вылезшими из трещины в плитке. Наклонился поближе. Зазубренные зеленые листья смотрели в небо, два желтых цветка чуть покачивались от его дыхания. Вполне простительно, попав в эдакую благословенную тишь, забыть на время об исторической подоплеке и социальном неравенстве и посвятить себя целиком разглядыванию сокровенных трещинок, пузырей и разрывов в родном асфальте.

Артур схватил сорняк, выдрал его с корнем и бросил в сторону.

Затем встал, потянулся и окинул взглядом свой дворик. Нахмурившись, взял в гараже совок, подобрал с лужайки отвердевший помет соседского гибридного пуделя и решительно швырнул его на соседский участок.

Кухня будто совсем не изменилась с тех пор, как он был здесь в последний раз: такая же чистая, почти стерильная. В морозильнике до сих пор хранился запас запеканок и кугеля для шивы^{25} (это блюдо, по мнению Артура, следовало предать вечной мерзлоте). На дверце холодильника по-прежнему висели вырезки из газет и детский рисунок Итана. Пересмотренная и дополненная пирамида здорового питания от Министерства сельского хозяйства США. И графическая схема, которую нашла и повесила сюда Франсин:

Лишь гнилые манго и груши в проволочной корзинке да вьющийся над ними мушиный рой говорили о том, что в доме никто не живет.

Артур пропылесосил гостиную. Опустошил мышеловки — выкинул трупики в кусты на заднем дворе. Побрызгал нашатырем с лимонной отдушкой на все окна и бережно их вытер (начал с кухни и постепенно обошел весь дом). От ковролина в подвале еще попахивало дымом после пожара, но это даже могло сыграть Артуру на руку: обонятельные луковицы находятся рядом с участками мозга, отвечающими за память и эмоции. Приводя в порядок комнаты Итана и Мэгги, он случайно дотронулся до лица перепачканными дезинфицирующим средством пальцами — из глаз, затуманивая зрение, хлынули химические слезы.

Он собрался с мыслями. Успех грядущего визита детей можно было изобразить в виде такой формулы:

(Ж + Н)(¹/₂Р) + С = Д,

где Ж — жалость, Н — ностальгия, Р — раскаяние, С — совесть, а Д — деньги или долг (по кредиту).