— Неужели? После свадьбы все дни будут наши, да. А этот… этот не про нас. Он про то, как не дать твоей семье переубивать мою семью и нас самих. И наоборот. Так пусть этим займется твоя мать, раз ей так хочется!
Почему-то раньше Франсин не задумывалась о преимуществах делегирования. Она совершенно закопалась в кандидатской по этической теории Мерло-Понти, и времени на организацию свадьбы — тем более в такие короткие сроки — у нее действительно не было. Помолвка состоялась, и теперь дело шло к заветному дню бракосочетания. Франсин считала, что действовать нужно без отлагательств: если сейчас сбавить темпы, Артур будет тянуть волынку вечно. Но все же она не переставала лелеять надежду на красивую церемонию, непринужденный банкет и последующее безболезненное бегство в жизнь, которая — наконец-то — будет принадлежать только ей.
Она взглянула на Артура. Его лоб и виски блестели от пота.
Порой ей казалось, что в нем живет два человека. Один озлобленный и мелочный — настолько, что скрыть эту озлобленность и мелочность было невозможно: они проступали у него на лбу в виде обильного и вонючего пота. А второй человек — добрый, щедрый и заботливый. Именно он уехал в Африку помогать людям. Именно он во время их недавнего возвращения из Сан-Франциско тайком заглянул к стюардессам и попросил сообщить ему — посредством кодовой фразы, — когда самолет будет пролетать над Огайо. Через некоторое время стюардесса действительно подошла и спросила Артура, не проголодался ли он (Франсин это показалось странным, ведь еду еще даже не начали развозить). В ответ Артур подмигнул, кивнул многозначительно, расстегнул ремень безопасности и прямо в проходе опустился перед Франсин на одно колено, чтобы сделать любимой предложение в тысяче футов над ее родиной — отдав этим красивым жестом косвенную дань уважения истокам, не вынуждая ее к ним возвращаться. То, что самолет при этом двигался над Огайо в сторону Бостона, тоже было своеобразным кивком ее прошлому и решительным указанием в будущее. «Я знаю, кто ты, — как бы говорил Артур. — И знаю, кем ты хочешь быть». Франсин согласилась практически сразу.
И где теперь этот человек?
Желая получить второе мнение, она позвонила сестре.
Бекс сказала:
— Нашей маме доверять нельзя.
— Я тоже так думаю.
— С другой стороны, — добавила Бекс, — если у тебя связаны руки, то ничего не поделаешь.
Миссис Кляйн пришла в неописуемый восторг, когда ее попросили организовать свадьбу. Она пригласила двоюродную, троюродную и четвероюродную сестру, а также целую орду теток из всевозможных обществ, в которых она состояла. Дабы вместить такое количество гостей, миссис Кляйн арендовала гостиницу «Мариотт» в центре Дейтона, которая делила парковку с штаб-квартирой Национальной компании по производству контрольно-кассовых машин и итальянским рестораном. Она заказала викторианские приглашения в двух цветах: пепельно-розовом и бирюзовом. Именно эти цвета нравились Франсин меньше всего, но сообразить, что это — акт агрессии со стороны матери или проявление ее дурного вкуса, — она не смогла.
— А еще мне пришла в голову забавная идея, — однажды сказала та по телефону. — Почему бы вам с Артуром не сесть за разные столы?
— Это еще зачем?!
— Ну, Артуру наверняка захочется провести время с семьей…
— Не захочется. С его стороны почти никто и не приедет.
— А ты разве не хочешь побыть с нами?
— Это же наша свадьба. Мы жених и невеста и должны сидеть вместе!
— Ладно, ладно.
— Обещаешь?
— Что?
— Что на
— Ладно, ладно.
— Скажи нормально.
— Что сказать?
— Что посадишь нас рядом.
— Хорошо.
— Не «хорошо» и не «ладно, ладно»! Скажи, что посадишь нас рядом! Господи.
— Как тебе угодно.
Франсин в ярости бросила трубку.
Один-единственный раз она слетала домой, чтобы решить несколько важных вопросов, которые без ее участия не решались. Дом почти не изменился. Да, отца не стало, но он и при жизни почти не выходил из кабинета — в этом смысле мало что изменилось. По-настоящему больно было увидеть знак «Продается» на лужайке перед домом Руфи.
— Представляешь, не могу его продать! — пожаловалась миссис Кляйн. — И оформить его как пристройку тоже нельзя. — Она покачала головой. — Эта женщина даже после смерти находит способы мне досадить.
Они вместе поехали обсуждать праздничное меню с представителем кейтеринговой компании. На стене за его спиной висел синий флажок Дейтонского университета.
— Мы можем предложить вашим гостям семгу на гриле, салат, спаржу и хлебную корзинку на каждый стол. — Он перевел взгляд с дочери на мать и обратно. — Устраивает?
— Нужен еще какой-то гарнир, — сказала Франсин. — Люди успеют проголодаться.
— А я бы обошлась без гарнира. — Мама покачала головой. — Хлеб же есть.
— Хлеб — не гарнир.
— Хлеб — это крахмал. Он сытный.
— Может, рис с пряностями?
— Фрэн, рис и хлеб — одно и то же. Продукты из одной категории. Зачем повторяться? Не хочу платить лишние деньги за очередное крахмальное сытное блюдо.
— Неужели рис так сильно ударит тебя по карману?
— Не ори на меня! Тем более при людях!
— Я и не ору!