– Питер! – восклицает тётя Мэй, вырывая его из собственных мыслей. Он снимает маску, чтобы свободнее говорить, но вместо этого ещё один всхлип вырывается у него из горла, прямо в динамик. – Питер, ты в порядке? – спрашивает тётя Мэй, и её голос звучит так, словно она себя чувствует ничуть не лучше.
– Я.., – это всё, что выдавливает из себя Питер, прежде чем у него перехватывает дыхание. Он кашляет, пытаясь прочистить горло. – Мне надо повесить трубку, меня наверняка отслеживают…
– ИДИТЕ К ЧЁРТУ! – он слышит, как Мэй кричит по ту сторону линии, и теперь, когда он наконец обращает внимание, слышит, как кто-то глухо колотит в дверь. Затем Мэй обращается уже к нему: – Извини, кто-то наверное пустил журналистов в здание, сказал, где мы живём, клянусь тебе, они самые настоящие стервятники. Я не буду говорить ни с кем из них. Питер, всё хорошо?
– Тётя Мэй, я… нет, – отвечает он, и так странно, что всего три буквы позволяют почувствовать себя куда свободнее. Нет. У него однозначно ничего не хорошо. Он с силой зарывается пальцами в волосы, слегка массируя кожу головы, и тянет за них у самого основания шеи. Больно. Он сжимает пальцы сильнее. – Я не знаю, что мне делать…
И когда его голос наконец ломается, он осознаёт, что плачет.
– Ох, милый, – произносит тётя Мэй, и Питер просто хочет утонуть в этом голосе. И он действительно сжимается всем телом и наклоняется чуть ближе к телефону. – Хотела бы я сейчас тебя обнять.
– Я бы тоже хотел, – отвечает он. И затем добавляет: – Мне пора. Прости, что ты оказалась втянута во всё это.
– Не смей бросать трубку, – говорит тётя Мэй, и Питеру кажется, что он тоже может услышать слёзы в её голосе. – Тебе не за что извиняться. Я тебя так люблю, и я всегда буду тобой гордиться, знаешь это?
Нет, думает Питер, потому что кто-то записывает звонок, и они используют это как улику против тебя. Замолчи. Замолчи. Замолчи.
Но вместо этого он выдавливает короткое:
– Я тоже тебя люблю.
– Не бросай трубку, ладно? – повторяет тётя Мэй. – Хэппи хочет поговорить с тобой.
Питер парит – это стало теперь одним из самых любимых его занятий. Он раскачивается на паутине, подпрыгивая достаточно высоко, и затем просто расправляет руки, позволяя ветру нести его вперёд, периодически выпуская паутину, чтобы скорректировать направление движения или набрать высоту.
Конечно, он никогда не откажется от костюма Железного Паука, – он припрятан, заряжается на случай крайней необходимости, потому что это самый лучший подарок, который он когда-либо получит, и ему никогда не найдётся замены, – но новый костюм, наверное, можно назвать его любимым. Он сам его спроектировал, там нет никаких хитрых скрытых деталей или сюрпризов, как и в нём самом.
И парение дарит такое незабываемое чувство свободы. Просто плыть по воздуху между многоэтажками Нью Йорка – ни с чем не сравнимое ощущение. Он не умеет летать, и, скорее всего, никогда не сумеет, но ему и не нужно – у него есть это.
По крайней мере до тех пор, пока он не влетает головой в стену здания, которого, он может поклясться, раньше тут не было. К счастью, он не пробивает собой окно или ещё что-нибудь, но от такого удара у него по меньшей мере должна была пойти кровь носом.
Как хорошо, что я ношу красную маску, думает Питер, забираясь на вершину здания. Обнаружив, что он тут один, он стягивает маску и перчатку и прикладывает руку к верхней губе, после чего смотрит на испачканные в крови пальцы.
Питер проводит языком по губе и чувствует вкус железа. Упс. Не то чтобы у него с собой в костюме была пачка бумажных салфеток – остаётся лишь постараться остановить кровотечение и надеяться, что это произойдёт как можно скорее.
Питер наклоняется вперёд и сжимает нос большим и указательным пальцами. Пока он ждёт, понимает, что опоздает; надеется, что не сильно. Он плюёт на ладонь, чтобы попытаться смыть с неё кровь, и затем стирает её с верхней губы. После чего достаёт телефон и смотрится во фронтальную камеру, проверяя, чистое ли лицо теперь, снова натягивает маску и перчатку и прыгает с крыши, возвращаясь к изначальному маршруту.
Пятью минутами позже он в тёмной подворотне в трёх кварталах от кинотеатра быстро переодевается в нормальную одежду. (Он уже приноровился.) Питер непринуждённо выходит на главную улицу и тут же сталкивается нос в нос с Недом.
– Ауууч, – тянут они в унисон, и Питер подносит руку к лицу, чтобы проверить, не пошла ли снова кровь. Маленькое чудо.
– Ты куда? – спрашивает Питер. – Кинотеатр в другой стороне.
– Нет, в этой, – отвечает Нед, потирая нос, несколько раз тянет за него, после чего, наконец, отпускает, шумно втягивая им воздух. – Ты что-то путаешь. Почему ты перестал ездить на метро? Твоё умение ориентироваться в пространстве могло бы улучшиться.
– И что, упустить такой вид? – спрашивает Питер, обводя руками пространство вокруг и поднимая взгляд вверх.
Нед склоняет голову набок.
– Только не говори, что не жалеешь, что упускаешь ненадёжные сервисы и постоянные задержки безо всякой причины?