Алуим (СИ)

Сегодня шестое июля - вечер накануне Ивана Купалы. Этот старинный языческий летний праздник в украинской сельской местности считается одним из любимых наряду с Днём молодёжи и Днём независимости. У орешковского дома культуры собралось большое количество людей всех возрастов, в том числе, пришедших сюда из Красноармеевки. Минутами ранее многие из них танцевали под какую-то зажигательную этническую композицию, льющуюся из огромных чёрных колонок, но она закончилась, и сейчас все вынуждены слушать заунывную песню на украинском языке, которую исполняют со сцены шесть девушек в красивых белых "вышиванках" и с венками на головах.

Горят два костра. Один - слева от толпы, рядом с памятником Ленина. Большой, яркий. Трое мальчишек подкидывают в него хворост. В центре костра стоит высокий деревянный столб, на верхушке которого в горизонтальном положении закреплено колесо от телеги. Второй - далеко справа, у проржавевшего забора. Он скоро потухнет. Его специального развели подальше от брезентовой торговой палатки, чтобы огонь случайно не перекинулся на неё. Развели и забыли.

В толпе носятся ещё несколько мальчишек, загримированные под чертей. Намазаны чем-то чёрным, со светонакопительными рогами на головах, с привязанными сзади к штанам хвостами-верёвками. Одни брызгаются водой из пластиковых бутылок с проделанными в крышках дырочками, другие пугают всех свежими стеблями крапивы. Людям нравится. Некоторые сами подставляют руки, просят, чтобы их "обожгли". За порядком следит местный участковый, не стесняясь распивающий водку с невысоким кучерявым круглолицым мужичком - директором красноармеевской школы - на капоте его зелёного "Москвича".

Я и Татьяна стоим позади всех, почти у самой дороги. Мы отошли, потому что Татьяна не захотела быть обрызганной. С улыбкой наблюдаем за происходящим.

- Ты веришь в Бога? - спрашиваю я.

- Да. Наверное.

- Почему?

- Надо во что-то верить.

- И это все причины?

- Нет. - Татьяна задумалась. - Верю, может быть, потому, что мечтаю прожить ещё одну жизнь. Пусть даже и не вечную. Страшно представить, что всё однажды закончится. Верю, потому что не хочу думать, что вселенная - это хаос, возникший по случайности. Верю, потому что надеюсь, что однажды добро избавит мир от зла.

- У тебя на шее крестик.

- Да.

- Значит, ты православная христианка?

- Значит, да.

- И ты крещёная?

- Да. В два годика меня крестили. А почему ты спрашиваешь?

- Здесь две сотни людей. И почти все считают себя православными христианами. У многих кресты на шее: деревянные, серебряные, золотые. Вон, у одного мужика даже на руке наколот. Все они отмечают Рождество и Пасху. Кто-то ходит в церковь свечки ставить. Но при этом сейчас они беззаботно гуляют на языческом празднике, который осуждается представителями духовенства. Жгут костры, обливаются водой, гримируются в нечисть, пьют пиво и водку, а позже пойдут к реке...

- Никто из присутствующих не делает никому ничего плохого.

- Я никого не упрекаю. Наоборот, я всегда был против глупых запретов. Но мне интересно, что значит для людей религия, в которую они были обращены не по своей воле?

- С чего ты взял?

- Ты же сама сказала, что тебя крестили в два года. Разве это был твой выбор?

Татьяна в ответ молчит.

- У тебя хорошие мечты. Ты веришь в доброту и справедливость, и я тоже. Это что-то глубинное, внутреннее, фундаментальное. Человеку для такой веры не нужны особые дни, правила и символы. Она постоянна. А всё остальное - лишь привычки, развлечения, ритуалы. Вот чем Рождество для всех нас отличается от других праздников? Это лишь промежуточный день между Новым и Старым Новым годом, когда принято разбрасывать рис по подъездам и гадать на картах. День космонавтики, Троица или Ивана Купала. Мы с радостью выпьем и потанцуем по любому из этих поводов. И не говори, что у тебя Пасха, в первую очередь, не ассоциируется с соревнованиями на самое крепкое яйцо.

Татьяна засмеётся:

- Да, это так.

- Ну вот. - с улыбкой подытожил я.

Сегодня днём я зашёл к Татьяне и предложил вечерком прогуляться в Орешковку. Развеяться, поучаствовать в конкурсах, погода-то хорошая. Татьяна охотно согласилась. Мы шли сюда пешком. Наперебой болтали о всякой ерунде, часто смеялись и будто бы невзначай касались друг друга. Про понедельник старались не вспоминать. Даже больше - мы делали вид, что его не было. Думаю, мы оба просто не знали, что вообще можно сказать на этот счёт. Весь день я проходил в лёгкой, но тёмной рубашке с длинным рукавом, чтобы скрыть от Татьяны и бабы Лены рану на левой руке. Ночью я обработал её зелёнкой и перебинтовал. Но объяснять, что и почему, мне не хотелось.

- Так я не поняла: сам-то ты веришь в Бога? - спрашивает Татьяна.

- Возможно, да. Но я не верю в религии.

- Почему?

- Не знаю. Мне кажется, если Бог и есть, то он не такой, как в еврейских книгах. Он... другой.