Алуим

Их не было больше часа. (Какого чёрта так долго?! Живо тащите его сюда!!!) Всё это время я шатался по палате от стены к стене и, задыхаясь от непонятного чувства, поглядывал в сторону двери, над которой висел белый круглый циферблат.

«Ты глуп и ведом».

Я слушал эти слова годами, но уже стал отвыкать. Издевательские, угнетающие любые амбиции. Режущие меня без наркоза. Вот только звучали они в голове. А тут…

«Как такое может быть? Спросонья причудилось? Может, парень бормотал на венгерском? Или я снова бегу от реальности?»

«Гость» в саду говорил, что Хамадиши найдёт меня. Получается, нашёл? А как тот оказался в другом человеке? Опять вопросы, вопросы… Ещё он говорил, мне нужно бежать. И что теперь — одеваться и сваливать, пока никого нет? Но я устал убегать. Есть много вещей, в которых пора разобраться.

Наконец, дверь открывается, и в палату на кресле-каталке медсестра ввозит моего временного сожителя. Помогает ему перебраться и лечь на кровать. Я уже устал слоняться и сел.

— Пихэнис, — произносит девушка.

Парень кивает, смотрит в мою сторону и, как и днём, опускает глаза.

— Что это значит? — спрашиваю я.

— Отдыхай, — отвечает она. — Павел Евгеньевич научил. Как вы?

— Нормально. Что с парнем?

— Наложили четыре шва.

— Я о том, зачем он ко мне полез?

— Лукас ничего не помнит. Возможно, лунатизм вызван стрессом и травмой, полученной при аварии. Завтра врачи будут разбираться.

Молча качаю головой. Врачи будут разбираться, а вот мне кое-что уже ясно.

— Дать вам снотворное?

— Не нужно. Спасибо.

— Хорошо. Пихэнис, — с улыбкой произносит девушка, хватает каталку, выключает свет и исчезает за дверью.

Закидываю ноги на кровать, мощу удобней подушку, ложусь, опираясь о спинку. Смотрю в сторону противоположной стены. В верхнем ящике моей тумбочки лежит складной нож, принесённый Татьяной, чтобы резать фрукты. И я готов вонзить его в иностранца, если понадобится. Он тоже не спешит засыпать. Лежит, скрестив на груди руки, глядит в щель между шторами. Глаза блестят. Слезятся. В них таится страх. Но тебе нужно заснуть. Просто необходимо, парень. Надеюсь, ты выпил снотворное. Иначе придётся встать и вырубить тебя. Потому что сейчас ты здесь лишний…

— Влад… Вла-ад… Алуим!

Открываю глаза. На автомате сжимаю кулак, готовлюсь отбиваться, но через мгновение понимаю — рядом никого нет. Что случилось? Я заснул? Хреновый из меня часовой, вот так и проигрывают войны. Перевожу взгляд на парня. Он продолжает лежать на кровати, скрестив на груди руки. Смотрит сумасшедшим взглядом… Нет, сейчас смотрит не он.

— Кто ты? — спрашиваю, хотя знаю ответ.

— Прекрати. Нам для диалога не нужна разведка.

— Хамадиши…

— Слегка искажённо, но пусть будет так.

Округлившиеся, словно бы стеклянные глаза. Совсем не те, что пускали слёзы около часа назад. Ломаный, кардинально изменившийся голос. В нём нет паники и нот страха. Оказывается, тело — лишь игрушка, вещь, которую можно отнять, завладеть без зазрения совести.

— Как ты оказался в этом парне?

— Важнее не «как», а «зачем».

— Зачем?

— Чтобы вернуться. Ты должен взять меня обратно.

Сейчас уже я округляю глаза.

— Обратно? Ты идиот?!

— Я твой друг. И всегда им был.

— Друг?! — эмоции, ютившиеся во мне с момента первого пробуждения после аварии, начинают вскипать. — Друг, значит?!

— Именно.

— Мразь, да ты всю жизнь меня гнобил! — левой рукой тянусь к тумбочке, открываю ящик. — Ты убил Богдана, из-за тебя я в этом чёртовом ошейнике! — шарю ладонью, достаю нож.

— Не шуми. Разбудишь Лукаса.

Но мне плевать, кого я там разбужу. Сейчас вы уснёте навечно. Приподнимаюсь, скидываю ноги на пол.

— Ты убьёшь это тело, и я найду новое.

— Заткнись.

Надеваю тапочки, встаю. «Ты убьёшь это тело, и я найду новое»… Бесит, бесит, бесит! Ну ничего, удачных поисков, гад. Нажимаю на кнопку — и лезвие открывается. Сжав от злости зубы, направляюсь в другой конец палаты.

— Десять лет строгого режима. Никакого состояния аффекта — медсестра видела, как ты сидел на кровати и ждал. Холодный расчёт.

— Заткнись, я сказал!

Гнев застилает разум. Подхожу к кровати чужака, заножу над ним нож.

— Так ты никогда не получишь ответы.

— Какие, к чёрту, ответы?!

— На вопросы, которые давно тебя терзают. Ты не произносил их вслух, но всю жизнь носил внутри.

Рука дрожит. Что есть силы, сжимаю рукоятку ножа, хочу её раздавить, хоть что-то сломать, разбить, уничтожить. Смотрю в эти холодные стеклянные глаза. Вот он — тот, кто виноват во всех моих бедах.

— Одно движение — и жизнь твоя сломана. Но хуже всего не тюрьма, а бесконечные терзания, которыми будешь мучиться год за годом, убив ни в чём не повинного бедолагу. Подумай о слезах ваших матерей.

Смотрю на губы, произнёсшие сейчас эти слова, на заклеенный пластырями нос, следы от капельницы, гипс на правой ноге. Внутри этого парня тот, кого я ненавижу больше всего на свете. Но сам парень действительно ни в чём не виноват. Он даже бОльшая жертва, чем я.

Рука медленно опускается.

— Возвращайся на место. Если Лукас проснётся и увидит нож, то начнёт кричать. Нам это не нужно.