С трудом скрывая отчаяние и панику, как можно грациознее соскользнула со стола, продефилировала к окну, поставила колено на подоконник и поняла, что попала. Соблазнить не удалось, и удрать не получится, потому что обратно спуститься не смогу! Пока решалась: сигануть вниз и убиться, или рискнуть и в порыве страсти прыгнуть на Дельрена, продолжала плавно покачивать бедрами.
Помирать не хотелось, унижаться тоже. И такая досада взяла.
«Зверюня! Как сюда залезла, так и пускайся!» — прошептала под нос, подняла вторую ногу на подоконник и на прощание бросила Дельрену:
— Выступление окончено!
— Стой!
От его хриплого голоса, наполненного желанием, я едва не завизжала от радости: «Да!» — но взяла себя в руки и продолжила делать вид, что упорно лезу в окно.
Вот тогда-то он и очнулся. Метнулся ко мне, схватил за волосы и жадно притянул к себе. Стоило ощутить жар обнаженного мужского тела, притягательный запах — по телу прошла волна желания. Она разлилась по венам, ударила в голову сильнее любого вина, и я принялась бесстыдно извиваться змеей и заводить его до сумасшествия.
Он задышал рвано, горячими ладонями заскользил по моим изгибам, до боли прижимал к себе, а я едва не кричала от восторга: «Да! Да! Еще! Скорее!» И все же с насмешкой прошептала:
— Пусти.
Дельрен замер, ослабил хватку. Но затем рывком оттолкнул меня от окна и захлопнул ставню. И вот тогда показное спокойствие покинуло его.
— Зачем пришла? — прошипел, надвигаясь на меня и пожирая диким, голодным взглядом.
— Тренируюсь лазать, — отвечаю дерзко, хотя до ужаса боюсь, что он рассвирепеет и вспомнит о топоре. Однако мой взгляд скользит по груди Дельрена вниз… и я вижу, что даже простыня не скрывает его желания. И все же в нем идет борьба: он изнемогает от желания, но ненавидит псов…
— Я больше не приду, — шепчу глупость, лишь бы не молчать. Делаю от него шаг, и тогда он хватает меня за руку.
— Пока не получишь свое, так и будешь шляться! — с ненавистью толкает на кровать и наваливается всем весом.
— Нет! — я вырываюсь, хотя голос и дыхание выдают, что жажду этого не меньше его. Кровь быстрее бежит по венам, дурманит похотью. Низ живота скручивает боль.
Дельрен действует грубо, совершенно не церемонясь. А мне совсем не терпится. Скорее бы! Но он хоть и распален, не спешит, даже сейчас сопротивляется желанию и борется с собой за принципы.
Коварная самка, живущая в моем разуме, понимает, что он еще может отступить, поэтому чувственно всхлипываю и совершаю движение бедрами. И тогда Дельрен шумно выдыхает и решается.
Злорадство, радость победы, желание быть с ним смешиваются в клубке противоречивых чувств. Эмоции захлестывают меня, и я забываю про разум.
Между нами нет нежности, нет поцелуев, нет ничего, кроме простых движений, звериного притяжения и безумно привлекательного запаха. От мужского, терпкого аромата кружится голова, Дельрен неистово вдыхает мой, и при этом мы ненавидим друг друга. За свою слабость он злится, двигается резко, быстро, будто желает излить в меня гнев и раздражение. Да я и сама испытываю то же самое. Между нами, чего уж лгать, только необузданная похоть. Она дошла до пика и требует разрядки…
Дельрен лежал рядом, тяжело дышал и молчал. Не знаю, какие его обуревают мысли, но я ухмыляюсь про себя: «Вот тебе и не женщина!» — вот только послевкусие горькое.
«И что дальше, Зверюня? Получив свое, успокоишься? Можно уходить? Но как, если я снова голая?»
Не знаю, что делать, поэтому закрываю глаза и лежу молча, пока он не решается повторить безумство. Я тоже не против. Чего мелочиться? Если грешить, так от души, а потом каяться сразу за все.
К утру у меня саднило нутро. И все же я хотела продолжения. И, похоже, Дельрен тоже…
Но как же я ошибалась, полагая, что согрешив раз, насыщусь и успокоюсь. Любуясь его широкими плечами, сильным телом, бедрами, покрытыми курчавыми волосками, с ужасом поняла, что похотливая Зверюня так просто от Ловчего не отстанет. Я попала! И он это тоже знает.
Когда город ожил, и за окном уже давно сновали люди, Дельрен встал. Не говоря ни слова, дошел до письменного стола, достал кошель и бросил на постель.
Я смерила его презрительным взглядом. Уже готова была швырнуть деньги обратно, как он соизволил объясниться:
— За молчание.
— Я не болтлива.
— И закажи несколько одинаковых платьев.
— Зачем?
— Уходить будешь голой? — мало того, что одеваясь, стоял ко мне спиной и делал вид, что я пустое место, так еще его самоуверенность бесила аж до трясучки.
— Я больше не приду.
— Да неужели? — застегнув рубаху, Дельрен небрежно скользнул по мне насмешливым взглядом. И вдруг его настроение резко переменилось. Сделав шаг ко мне, он склонился и раздраженно спросил: — Где набралась разврата?
Да, мои стрип-движения распутные по здешним меркам, но мог бы спросить тактичнее. К другим пусть относится, как хочет — к себе подобного неуважения не потерплю.
— Не твое дело! — пробурчала, не сдерживая раздражения.
— Мое! — Дельрен недобро осклабился и приблизился вплотную. — Принесешь заразу — пеняй на себя!