Альвийский лес. Часть 2: Путь из леса (СИ)

Тем не менее, нынешний вице-король, дука Ансаль Годрэ из Мезалии Аттоуской, предпочитает личными делами заниматься всё-таки в своём дворце, где всё сделано по его - и его жены - вкусу, где уютно и куда пускают далеко не всегда и не всех.

Дворец вице-короля - его собственное, личное пространство. Он здесь отдыхает от забот и тяжёлой, кропотливой работы по управлению Маркой.

Второй этаж отведен под жилые покои. Он весь прошит анфиладой проходных комнат, соединённых резными позолоченными дверями; каждая комната отделана в своём стиле и в своём цвете. Одна из них - белая малая гостиная, где стоит небольшой стол маркетри (всего на шесть человек) с тяжелыми стульями, обитыми белым шёлком в мелкий пёстрый цветочек, а штоф на стенах, над полированными панелями из светло-кремового узорчатого капа абетулы[1], чисто белый и покрыт геометрическими узорами из тонких чёрных линий, незаметными уже шагов с пяти.

Сейчас белая малая гостиная освещена пополуденным акебарским солнцем, беспощадную яркость которого приглушает прикрывающая окно сверху маркиза из тщательно выбеленного полотна. Стол со стульями сдвинут к дальней от окна стене, а сразу под окном стоит громоздкое кресло, в котором удобно устроился хозяин дворца. Перед ним громадный мольберт, на котором укреплён обширный, высотой больше половины роста, холст на подрамнике. За холстом же, с палитрою и сразу пятью кистями в левой руке, находится чернявый малый лет тридцати, с подвижным лицом, украшенным совершенно кошачьими усиками из редких волосиков, растущих над углами рта: это Роке Даллод по прозвищу Животворный, довольно знаменитый, несмотря на молодость, художник-портретист, непревзойдённый мастер света и тени, выписанный вице-королём аж из Виньера, общепризнанной культурной столицы мира.

Портретист одет в длинную, изгвазданную красками, тёмно-коричневую робу, под которой не видно его обычного светского платья.

Вице-король сидит в удобной, но статичной позе вот уже полтора часа. Ему скучно и жарко, потому что кресло - прямо на солнечном пятне, хоть и смягчённом прозрачной тенью от маркизы. Он, как и в предыдущие сеансы, пытался поговорить с художником, но тот неважно знает имперский язык, а вице-король - язык Синтары. К тому же художника сковывает этикет, и поэтому общение их поневоле скудно и формально.

Но положение обязывает, и портрет вице-короля кисти лучшего художника мира (из тех, кого можно было уговорить проплыть полсвета в Марку) будет украшать Дом приёмов в Акебаре.

В гостиной тихо, только шелестят занавеси, да слышно тяжеловатое в силу возраста и комплекции дыхание почти пятидесятилетнего вице-короля и свистящий шорох робы художника, когда он двигается.

В это время года в середине дня Акебар и окрестности накрывает такая тяжёлая влажная духота, что днём многие стараются лечь спать где-нибудь в дальнем углу дома, у толстенной каменной стены, выходящей на теневую сторону, да чтобы ещё сквознячком овеивало.

Вице-король тоже бы прилёг (и он через вдох не может сдержать зевоты), но это время дня - единственное, которое он может не посвящать работе (ну, не считая позднего вечера, когда превыше всего - семья, но кто же пишет портреты в темноте?).

По случаю жары все двери в анфиладе открыты, и лёгкий сквозняк приносит видимость облегчения. Благодаря этому же слышно, когда кто-то ходит в других комнатах - правда, редко: слуги стараются то ли не мешать хозяину, то ли поменьше быть у него на глазах; дежурная охрана где-то на первом этаже, и только горничная иногда осторожно заглядывает в одну из дверей: нет ли каких пожеланий?

Но вдруг из дальнего конца анфилады тихонько доносится ритмичный скрип лестницы, потом уверенные шаги сапог со шпорами по навощённому паркету - и в комнату, обмахиваясь шляпой, заходит рослый и худой мужчина с аккуратно подстриженной растительностью вокруг рта, длинными, до плеч, каштановыми волосами, весь в чёрном, за исключением снежно-белых воротника и манжет, выпущенных из-под камзола, да ослепительно надраенной золотой цепи толщиной в палец, на которой висит, болтаясь на груди, маленький, но тяжёлый знак Общества Мышеловов[2] в виде золотой дохлой мыши с бриллиантовыми глазами.

[1] Так в Империи называют то, что у нас зовётся 'карельская берёза'.