Альвийский лес. Часть вторая. Путь из леса

Оно неплохо удалось: Харран выпросил у семейства Ронде их повара, лучшего в городе (заодно известив их о намеченной аудиенции у Императора), столы, вытащенные во двор, ломились от кушаний и напитков, даже притащили местного барда, который спел несколько баллад. Дорант заметил сверкающие в дверном проёме глаза альва и, будучи уже в подпитии, вытащил его за стол. Против ожидания, альв влился в компанию и даже оказался не дурак выпить. Правда, в какой-то момент Дорант отвлёкся и не заметил, что мохнатый его подопечный перешёл с вина на пулле, что местные дикари гонят из корней какого-то колючего растения. Внезапно альв вытянулся во весь рост и, размахивая руками, заверещал что-то странное, впрочем, довольно мелодичное. Все решили, что он решил порадовать их песней, захлопали и одобрительно закричали. На это альв неожиданно пришёл в ярость и хотел было кинуться в драку, но запутался в скамейке и собственных ногах, грохнулся лицом вниз и, после некоторого барахтания, отключился.

Пришлось позвать слуг, чтобы отнесли его в их комнату, где альва вдруг решила, что её мужчина погиб и ей надо дорого продать свою жизнь. Слуг спасло только то, что альв проявил явные признаки жизни в виде громкого храпа: альва переключилась на него, и слуги успели ретироваться.

В общем, день прошёл плодотворно, а вечер — весело.

[1]Офисиада — площадь перед Домом приёмов (в Кармоне очень небольшая, вмещает человек триста от силы — да в городе чистой публики не намного больше и есть).

[2]Касенда — в метрополии общая столовая, где вечерами собираются мужчины семьи, чтобы за ужином обсудить дела, договориться о том, что делать завтра, да и просто выпить и расслабиться. В Заморской Марке климат более теплый, там обычно устраивают ужин во внутреннем дворе. Важно, что касенда — не пиршественная зала: пиры, носящие формальный, официозный характер, устраивают в другом помещении, которое, как правило, большую часть времени стоит пустым и не используется. Конечно, это касается только знати: даже у «обычных дворян» пиршественная зала — большая редкость и свидетельствует о сверхординарном достатке владельца дома.

Касендой называют также собственно ужин, в котором принимает участие мужская часть семьи.

[3]Наместник игнорирует титул комеса Агуиры, присвоенный Доранту Императором. Это намеренное оскорбление.

[4]Дорант возвращает оскорбление, называя наместника попросту ньором, без положенного титулования «достопочтенный ньор».

[5]Месяцы в Империи имеют называния императорских династий. Кстати, текущий — как раз сеамас, в честь нынешней.

[6]Маста, не являясь наследником, в отсутствие законного наследника мужского пола может стать Императриссой, однако, в отличие от законного наследника, для этого требуется утверждение советом Империи, в который входят все маркомесы и главы самых влиятельных родов. Отсюда необходимость задержки коронации на полгода. Примес Йорре, как законный наследник, становится Императором без формальной коронации. Таковую наследник может провести по собственному усмотрению — что обычно и делает, чтобы потрафить народу.

[7]Прокламации, как и иные важные бумаги, доставлялись из метрополии вице-королю, а затем рассылались эстафетой. Особенности документооборота в Империи приводили к тому, что почти на каждом этапе эстафеты приходилось перебелять (переписывать начисто) присланную бумагу, причём в нескольких экземплярах. При этом неоднократно случались казусы, связанные как с непреднамеренным, так и со вполне корыстным искажением переписываемых документов, о чём все присутствующие прекрасно знали.

Глава 5. Уаиллар

1

О Великое Древо! Если я всё-таки не умру, я никогда, никогда больше не буду есть тёплые лаоллэ!

Стоило пошевелить глазами, как весь мир уплывал и начинал кружиться. От этого путались мысли, а живот сводило спазмом, съеденное поднималось ко рту и выплёскивалось наружу. Уаиллар чувствовал, что его куда-то несли, раскачивая, отчего голове становилось ещё хуже; он издал страшный рык — но в нём уже не оставалось ни пищи, ни питья, и изо рта не изверглось ничего, кроме этого рыка.

Потом его куда-то положили. Голос Аолли произносил что-то, но воин не мог разобрать слов.

А потом он отключился снова, надолго. Похоже, что это и было Посмертие, по крайней мере, столь мучительных и путанных видений нельзя было ожидать от обычного сна.

В следующий раз он осознал себя лежащим на своём собственном ложе в своей собственной комнате. Рядом сидела Аолли, глядя на него странным взглядом, сочетающим жалость и холод одновременно.

Он попытался что-то сказать — и не смог. Во рту было сухо, а язык не слушался.

Но он определённо был жив.

Аолли протянула ему сосуд с какой-то незнакомо, остро и кисло пахнущей жидкостью:

- Увечный воин сказал дать это тебе, когда очнёшься. Он сказал, надо выпить залпом.